Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Когда он успел снова подпустить Мо Жаня так близко? О чем он вообще думал, когда решился оставаться с ним под одной крышей так долго? Это ведь был Мо Жань… его бывший ученик, из-за которого Чу уже был однажды в шаге от собственной гибели.
Шесть лет назад, после того, как Вэйюй ушел, он не понимал, как собирается дальше жить. День за днем он чувствовал, словно что-то внутри него медленно умирает. Ломается. Гаснет. И эта боль едва не свела его с ума.
Он винил себя в том, что прогнал Мо Жаня — единственного человека, к которому ему всегда хотелось тянуться. Ради которого он все еще хотел жить, несмотря на всю грязь и тьму своего прошлого. Ради которого он готов был попытаться немного открыться…
Понимал, что Мо Жань никогда не обратит на него внимания — да и как он мог думать иначе? Между ними тогда была разница в возрасте, статус ученика и учителя — но даже это ни в какое сравнение не шло с тем, что Чу попросту не подходил для каких-либо отношений.
Был слишком сломлен чтобы даже быть другом.
Все, что он тогда мог — лишь молча наблюдать за Мо Жанем, и радоваться, когда свет его улыбки хоть иногда распространялся на него. Греться в тепле случайно брошенных теплых слов подобно тому, как тусклым осенним днем цветок на последнем дыхании пытается уловить хоть каплю солнца… так бессмысленно, ведь зима все равно неотвратима. Так глупо.
Чу Ваньнин тогда был невероятно глуп.
Его воспоминания все еще отдавались агонией даже спустя столько лет. И, вот, он снова совершает все ту же ошибку: позволяет себе приблизиться к Мо Жаню, понимая, что это все не ровен час как должно закончиться.
«Идиот…»
Ваньнин сжался в постели, стараясь выровнять дыхание. Во рту все еще стоял солено-горький лекарственный привкус. С каким-то злым отчаянием он подумал, что, возможно, стоило бы дать себе задохнуться — и тогда его страданиям бы пришел конец.
«Синус двойного угла…»
Он позволил себе полюбить Мо Жаня тогда, шесть лет назад, понимая, что никогда не сможет быть рядом. И он полюбил его снова… или просто никогда на самом деле так и не переставал любить?
Но ведь он никогда не искал взаимности — даже подумать об этом не смел. Ему было достаточно того, что любит он сам. Тихо. Не прося ничего взамен. Скрывая истинные чувства так тщательно, что даже ему самому порой казалось, что их просто не существует.
Сторонясь, потому что не выдержал бы, если бы оказалось разбито не только его сердце, но и гордость. Если бы Мо Жань узнал правду...
Держать дистанцию с ним казалось единственным безопасным решением чтобы уберечь хотя бы остатки собственного достоинства. Оставить себе те крохи, которые все еще были в нем по какой-то случайности нетронутыми.
Но чертов Мо Жань… казалось, он ничего не понимает. Не видит, как больно Ваньнину от любых попыток сблизиться.
Продолжает попытки лезть Чу в душу.
Говорит, что хочет стать ему другом. Легкомысленно бросает, что Ваньнин ему «нравится»... Ведет себя так, словно это всё какая-то забавная игра, чередуя жалость и распущенность. Неужели Чу недостаточно ясно дал ему понять, что не нуждается ни в том, ни в другом? Что для него равнозначно неприемлемы любые проявления эмоций — потому что сам он слишком хрупок чтобы вынести нечто подобное?..
Еще вчера он был слишком сбит с толку, чтобы осознать мотивы такого поведения Мо Жаня, но сейчас… находясь в одиночестве собственной спальни, в полной депривации от любых источников света и звука, задыхаясь от рыданий и приступов кашля, он мыслил как никогда ясно.
И все, чему он позволил вчера случиться, что посчитал ни к чему не обязывающим желанием Вэйюя развлечься, сегодня выглядело особенно мерзко.
А хуже всего было то, что он готов был позволить себе той ночью быть с Вэйюем — растоптав все свои принципы и убеждения, свое отвращение от самой мысли о том, что должно было между ними произойти. И ему было все равно, что Мо Жань на самом деле не испытывает к нему и толики того, что чувствует он сам. Он все равно хотел этого. Сопротивлялся — но далеко не так, как мог бы, и настойка здесь была ни при чем. Она была лишь маслом, подлитым в уже давно полыхающий костер.
То, насколько сильно он едва не ошибся, решив, что может один раз позволить себе слабость, стало очевидно только сегодня: Мо Жань вел себя с ним странно всю репетицию. Былого жалостливого тепла, доводившего до оскомины, и все же тайно наполняющего сердце Ваньнина сладостью, попросту не осталось.
Зато появился настойчивый, тяжелый взгляд. Как будто Вэйюй ожидал от Чу каких-то слов или реакций… или беспокоился, что Ваньнин примет все слишком близко к сердцу.
Подобное отношение выбивало землю из-под ног. Добивало остатки гордости.
И выход был из данной ситуации только один: прекратить всё прямо сейчас, пока еще не стало поздно. Уйти, пока есть такая возможность — с высоко поднятой головой, и не сметь оглядываться. Не ждать, пока Вэйюю удастся разглядеть за тщательно оберегаемой Чу ледяной маской, истину. Не позволить ему узнать правду.
Ваньнин закрыл глаза, оглушенный болью, которая не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытывал когда Мо Жань впервые исчез из его жизни.
Тогда он еще не знал, каково это: чувствовать, как о тебе заботятся — пусть и по совершенно неправильным причинам. Не понимал, каково это — быть рядом с человеком, к кому всегда так тянулась безответно душа. И, все же, тогда у него случилась затяжная депрессия, из которой его едва вытянул Сюэ Чженъюн.
Сейчас же чувство потери действительно было способно разрушить его до основания — и он понятия не имел, как собрать себя заново.
Возможно ли это?..
Ваньнин продолжал смотреть неподвижным взглядом во тьму. Он пролежал таким образом до рассвета, но ответить на последний вопрос все еще не мог… Слезы продолжали катиться по лицу, но в какой-то момент он просто перестал замечать их.
Утром ему все-таки пришлось включить телефон — для того чтобы отзвониться Хуайцзую и сказаться больным. Сил встать с кровати, и, тем более, ехать на репетицию, не было. Все, чего он хотел — продолжать неподвижно лежать, представляя, каково это: быть мертвым по-настоящему. Ничего не чувствовать. Не существовать.
Он и вправду был болен
