Двенадцатый рыцарь - Алексин Фарол Фоллмут
— Спасибо! То есть… — я прочищаю горло, пытаясь говорить более профессионально или хотя бы спокойно. — Спасибо, я действительно ценю это…
Он кивает мне, издали кивает моему отцу, а затем уходит как раз вовремя, чтобы я успел перехватить взгляд Оливии. Ее трудно не заметить — она и другие чирлидерши увешаны блестками, как живые диско-шары. Она подбегает, размахивая помпоном прямо перед моим лицом.
— Похоже, хорошие новости, — говорит она, буквально подрагивая. — Ты все еще деле?
— Я все еще в деле. — Я мог бы покричать это или даже заплакать от счастья. — Он сказал, что все в порядке. Я не могу поверить. Это, типа, слишком просто.
— Ну, уж нет, Джек. Для тебя ничего не было простым. — Она тычет помпоном мне в лицо, пока я со смехом не уворачиваюсь от него. — Давай, вперед, побеждай! — кричит она, и мне приятно видеть Оливию такой счастливой. И такой расслабленной..
— Как у тебя дела? — спрашиваю я. — Как проходит подготовка к прослушиванию?
— Ох, Баш Рейес — настоящий сержант по строевой подготовке, — закатывает глаза она. — Он заставил меня репетировать одну строку в монологе, типа, до полуночи. А вот и он! — говорит Оливия, махнув в сторону оркестра на трибунах. — Помяни дьявола.
— До полуночи? — Странно. Ведь мы с Цезарио оба были в сети в полночь. Я не совсем понимаю, как кто-то может одновременно сражаться с магами и репетировать монологи… Хотя, честно говоря, я не особо представляю, как это обычно происходит.
— Да, ну… О, боже мой, посмотрите, кто пришел! Ви… ВИОЛА! — кричит Оливия, сложив ладони в форме рупора, и я резко оборачиваюсь от удивления.
Вот она.
Выглядит нелепо: закутана в шерстяную шапку и шарф и кривляется. Рядом c ней стоит, скорее всего, ее мама и мужчина в таком же свитшоте, как у Андрюса, так что я понимаю, что это пастор Айк. Оливия дико размахивает руками, а Ви отвечает ей выражением «о боже, остановись», наполовину «уф, ладно» и неохотно машет в ответ.
Я поднимаю руку, и ее, и без того розовые щеки становятся еще краснее.
Тогда я подмигиваю, и она тут же отворачивается.
— Знаешь, что? Мне это нравится, — комментирует Оливия, возвращая мое внимание к себе, и в ее голосе сквозит нотка веселья. — Ты не мог выбрать кого-то еще более непохожего на меня, да?
Ой.
— Ты ведь не злишься, правда? — Осторожно спрашиваю я.
— Нет, конечно нет, — она закатывает глаза, и это очень похоже на замашки Ви. — Я думаю, она гораздо больше тебе подходит.
— Думаешь, в наших отношениях с Ви Рейес есть смысл?
Прежде чем она успевает ответить, ее окликает одна из чирлидерш, и Оливия, вздохнув, в последний раз машет Ви помпоном, а после бросает на меня многозначительный взгляд.
— Что? — требую я ответа.
— Ты сам знаешь что. — Она отступать назад и скандирует: — Ор-си-но, Ор-си-но!
И по какой-то причине — наверное, именно из-за этого безумия — толпа подхватывает мой старый клич так, как умеет лишь она.
Герцог! Герцог! Герцог! Герцог!
Я поднимаю руку в воздух, и крики растворяются в гуле. Моя мама, конечно же, кричит, как всегда. Я смотрю на отца — он кивает (в своем рабочем настрое), а затем я перевожу внимание на человека, чье присутствие радует меня больше всего.
Она ловит мой взгляд, едва заметно улыбается, и я думаю, что она гордится мной. Я тоже горжусь собой. И в этот совершенный миг свободы мне не нужен победный тачдаун, не нужны рекорды, не нужно кольцо или трофей, чтобы доказать себе, кто я есть. Достаточно просто быть здесь, быть частью всего этого. Достаточно, что она видит меня. Все это означает, что я зашел так далеко.
«Я надеюсь, что ты изменишь меня. Мне нравится думать, что ты уже это сделала», — вот что я ей сказал.
Какое облегчение знать, что я был прав.
Игра жестока с самого первого свистка. Я знаю, что никто из нас не хотел такого ужасного старта, но неудачный ответный удар ставит нас в невыгодное положение. Арден, частная школа округа Орандж, известная своими звездными квотербеками, оказывается безжалостным противником. Первая половина игры — это не просто хаос, я бы даже сказал, катастрофа. Голова Курио мелькает повсюду, Эндрюс теряет несколько передач, Волио не может пройти и ярда, прежде чем его сносят защитники Ардена. Мы удерживаем их на скромном счете 10:0, но, заходя в раздевалку на перерыв, настроение у всех мрачное. Несмотря на наш идеальный сезон, становится очевидно, что мы страдаем от синдрома аутсайдера — никто не ждет от нас победы, и игра явно не на нашей стороне.
Я жду привычных отцовских «тренерских» фраз: что-то вроде «видеть и воплощать», «визуализируй то, как игра поворачивается в твою пользу, и измени ее ход», «большие результаты требуют больших ходов». Но вместо этого он встает, говорит всем, что гордится ими, что они прошли долгий путь, что жизнь не начинается и не заканчивается одним футбольным матчем. Конечно, второе место — не то, чего они хотели в этом сезоне, но лучшее, что они могут сделать, — оставить все силы на поле. Без сожалений.
Затем он смотрит на меня, и прежде чем я это осознаю, слова сами вылетают из моего рта:
— Вообще-то, — начинаю я, — как человек, который реально остался без ожидаемого сезона, я хотел бы сказать пару слов. Если тренер не возражает.
Не знаю, что на меня нашло, но отец делает знак, мол, давай, я знал, что тебе будет что сказать. Или, может быть, он просто верил, что я знаю, что говорить.
— Послушайте, мы все видели фильмы, — обращаюсь я к команде. — Мы знаем, что иногда лучшая команда не побеждает, или самые продуманные планы не срабатывают. Я точно знаю, что одно неверное движение может разорвать совершенно здоровое колено. Мы все немного не в порядке в этом плане, — быстро поправляюсь я. — Мы постоянно балансируем между триумфом и катастрофой. И вы можете прокручивать это в уме снова и снова: что, если бы я это сделал, должен ли я был поступить иначе? Но в конечном итоге неважно, что вы могли бы сделать. Важно, что вы делаете, и, что еще важнее — с кем.
Я делаю паузу, чувствуя.
— Эта команда совершила невозможное! — напоминаю я им. — Мы перестроили нападение для идеального сезона. Наша защита — отлаженный механизм, который не дает этому матчу стать провалом. Речь не о том, какая команда лучше! — добавляю я, ударяя кулаком в грудь. —
