Наталия Терентьева - Знак неравенства
Лучше приехать к девочке одному, по-мужски ее утешить, непонятно, правда, как, но попытаться в который раз найти слова, объяснить. А Оксанка, со своими танковыми атаками… Маргоша только молча плачет, слушая ее, и еще больше замыкается в себе. Ну что ж, можно надеяться, что Оксана полдня будет заниматься красотой своего лица и тела… Тела… В общем, это ее дело. Она права — за столько времени он так и не определился. И опять все определила она. Та свобода, которая поначалу была, по крайней мере для нее, вынужденными интервалами между их встречами, теперь…
Денис вспомнил их последнюю встречу у Маргоши.
Они приехали вместе, как дружные родители, вошли за ручку, чтобы хоть чем-то порадовать Маргошу, которая все эти годы переживала, и надеялась, и все ждала, когда же родители опять будут вместе. Но сейчас она даже не взглянула на них, как сидела на большом стуле в прихожей с малышкой на руках, так и продолжала тихонько покачивать ее, отвернувшись от всех. Потом встала и ушла в спальню, легла, положила рядом с собой малышку и лежала с закрытыми глазами.
Денис тихо походил по большой пустой квартире, которую Оксана недавно купила и обставила для Маргоши по своему вкусу. Его взгляд привлекла картина, на которой девушка в струящемся по ее тонкой фигурке нежно-розовом платье взлетала в небо. Люди, стоявшие внизу, тянули к ней руки. Денис присмотрелся внимательней. У кого-то в руках были, похоже, деньги, у кого-то цветы… А девушка с отстраненным и светлым лицом устремлялась все выше и выше…
— Оксан, что за картина такая?
— Нравится? Купила в Переславле-Залесском. Художница в монастырь ушла, это ее последняя картина перед постригом.
— Слушай, а может, не надо Маргошке сейчас смотреть на такие картины, а?
— Ты думаешь, она смотрит на картины? Она вообще ничего не видит. Спроси — осень сейчас или лето, вряд ли скажет.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь, Оксанка. Она не сумасшедшая, девочка просто первый раз в жизни полюбила, и так вот…
Оксана махнула рукой.
— Иногда мне кажется, Деня, что она и вправду твоя дочь. Такая же размазня и мученица. Иди посмотри, спит она или просто лежит, слезы глотает.
Денис постарался выдержать взгляд жены и пошел заглянуть в комнату, где была Маргоша. Тихо подойдя к дочери, он закрыл ей ноги пледом, долго смотрел на малышку, приткнувшуюся к Маргоше. Тонкая, светлая кожица, почти не видно бровок, ни на кого из них не похожа… Он осторожно вышел, прикрыв за собой дверь.
— Ну что, спит страдалица? — Оксана отложила в сторону свой телефон.
— Спит… — вздохнул Денис. Он уже не раз ловил себя на ужасной мысли: ему было жалко Маргошу, безумно жалко, но странно, он никого не мог себе представить рядом с ней. Чтобы какой-то мужчина обнимал его девочку, храпел рядом, имел право наорать на нее…
Оксана покачала головой:
— Надо ей все-таки психиатра хорошего найти…
— Перестань! Сама лучше почаще приезжай.
Оксана тоже вздохнула и совершенно искренне ответила:
— Да… Это, наверно, действительно лучше.
В комнату заглянула полная молодая женщина, няня Валя, и спросила громким шепотом:
— Оксана Валентинна, я пойду? У меня завтра выходной.
— А Маргоша отпустила тебя?
Няня смущенно затеребила длинный платок, наброшенный на плечи.
— Они сказали — как вы скажете. Я там картошки начистила, к ужину. Овощей намыла… И малой банан перетерла… — Заметив, как взглянула на нее Оксана, она заторопилась объяснить: — Вилку я прошпарила, два раза…
Оксана переглянулась с Денисом, который весело смотрел на растерянную толстушку и, похоже, собирался пообщаться с ней по-свойски, не зло подсмеиваясь над ее просторечным выговором и словечками. Под взглядом жены Денис остановился.
— Иди, Валюта, конечно. Спасибо, — ровно ответила Оксана. Она уже давно научилась говорить со всей прислугой доброжелательно и строго, так, что ее боялись как огня.
— Вам спасибо! — Слегка поклонившись, девушка вышла.
Денис посмотрел на жену:
— Пойти проводить?
— Да господь с тобой! Напугаешь девку! Она видишь какая дикая. Или ты за одно место ухватить хочешь?
— Не хочу. А почему она прямо здесь не живет?
— Маргоше с ней тяжело будет. Да она еще за теткой своей ухаживает, поэтому и приехала в Москву.
Они услышали, как малютка в другой комнате подала голос. Денис быстро прошел в спальню и взял ее на руки. Девочка стала еще сильнее плакать. Вернувшись в гостиную, он растерянно посмотрел на Оксану.
— Качай-качай, — кивнула та. — Хотя бы побудь в роли… гм… дедушки.
— Может, соску ей дать?
— Лучше покормить. На кухне должна быть бутылочка со смесью.
Денис прошел вместе с малышкой на кухню, нашел бутылочку, дал девочке, она действительно затихла. Денис опять вернулся к жене, встал, чуть покачивая девочку, у полукруглого панорамного окна, из которого была видна Москва — и университет на Воробьевых горах, и Останкино, и высотка на площади Восстания, и новые разномастные колоссы, быстро и резко поменявшие привычный облик Москвы. Привычный для тех, кто рос здесь или приехал в Москву в советское время, когда районы за Садовым кольцом застраивали по линеечке, ровненько, внося несвойственный дух геометрической правильности в веками сложившийся московский архитектурный стиль застройки — как удобно, так и построили. Не по прямой, а по удобству, думал Денис. Очень похоже на решения некоторых особо волевых мужчин. Он вздохнул.
— Ты о чем? — Оксана посмотрела на него.
— Думаю, почему в Москве, в старом центре, нет ни одной прямой улицы или квадратной площади.
— Удивительное все-таки существо — мужчина… Вам хоть кол на голове теши, вы будете о чем угодно думать и размышлять, только не о том, что у вас рядом. Не о близком…
— Так ведь всего-навсего — носители недостающего гена, ошибка создателя. Ты сама так говоришь. Что нам остается, при таком диагнозе?
— Ну, вообще-то правильно. Делать больше нечего, кроме как в мячик играть, драться друг с другом и болтать… Так что ты хотел сказать? Насчет прямых углов…
— То, что Москва другой становится. Не замечала? И главное, получается, как будто в духе исторических традиций. Ничего против и не скажешь. Где можно легко сковырнуть трухлявую пятиэтажку, по краю улицы например, там и вырастет башня, издалека похожая на средневековый замок.
— И ладно… Красиво…
— Ну да… Свет собой закроет для остальных домишек да заодно и их самих, неказистых и убогих, подальше от глаз градоначальников и туристов, да? Или вот видишь, к примеру, этот кирпичный дом с круглыми башенками и балкончиками? Почему вдруг наискосок от него, в пятидесяти метрах, построили вон того жутко-голубого урода, который торчит из земли как штырь? Тридцать два этажа да на подпорках… Представляешь, какая там наверху вибрация? Да и здесь, у Маргоши, очень высоко все-таки.
