Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
А потому, как бы Громов сильно ни раздражал меня, я старательно не подавал виду.
Даня просто был моим лучшим другом, который отправился бы за мной хоть на край света. Хотя я и не считал, что заслуживал его…
Два дня назад, когда я вернулся домой из той адской дыры, в которой оказался из-за отца, Громов уже ждал меня.
— Где ты был?
Мои руки замерли, так и не схватив сумку с заднего сиденья машины. Повернув шею, я увидел стоящего на крыльце друга, лицо которого полыхало от гнева. Не обращая на него внимания, я взял свою спортивную сумку, захлопнул дверь тачки и, прихрамывая, направился к дому.
Я услышал, как Громов смачно, но тихо выругался, а затем он встал прямо передо мной.
— Орлов, где ты, блять, был?! — потребовал он ответа, голосом дрожащим от ярости.
Я устало посмотрел на своего друга, подняв левую бровь.
— Ты что, моя нянька?
— Леха…
— Отвали, Громов. Я устал.
Но когда он отваливал, не получив желаемого? Таких случаев было не так уж и много на моей памяти. И сегодняшний точно не пополнит этот скромный список.
— Ты не отвечал на мои сообщения! Ты не отвечал на мои звонки!
— Насколько я помню, Ксюша была моей девушкой, — выпалил я. — А не ты.
— Последний раз, когда ты точно так же пропал из виду, мы тебя едва не потеряли! — горячо возразил он.
— Отвали от меня, Громов.
Я наблюдал за тем, как менялось выражение его лица от настигнувшей боли.
— Нет, — Громов ткнул в меня побелевшим от напряжения пальцем. Его голос стал грубым от эмоций. — Больше я тебя не оставлю.
Неприятная тяжесть осела у меня на дне желудка, пройдя тяжелый путь через глотку, разрывая ее к чертям.
Громов все помнил.
И я тоже. Все те случаи, когда я с трудом возвращался в жизнь.
В такие моменты, как сейчас, я хотел побыть один, но Громов был иного мнения.
И даже если меня бесила его прилипчивость и напористость, то он все равно был хорошим другом, в отличие от меня.
Даня был рядом со мной большую часть моей жизни. Он был рядом даже в самые дерьмовые моменты. И мне следовало радоваться, что у меня был такой друг.
Когда все бросили меня, он был единственным, кто остался в моей паршивой жизни.
Даже когда я стал тем, кем был сейчас, когда встал на путь крови и насилия, Даня прикрывал мою спину и оказывал непоколебимую поддержку.
— Дань, со мной все нормально, — негромко сказал я. — Я не наделал глупостей, я просто…
Облегчение, промелькнувшее на лице друга даже с моих незаконченных слов, заставило меня почувствовать себя еще хуже. Мы зашли в дом, где Громов с протяжным выдохом взъерошил пальцами свои волосы, оперевшись о стену.
Чувство вины взялось за меня с новой силой.
Кинув сумку на пол, сняв куртку и разувшись, я принялся разминать затекшие ноги, чувствуя острую боль в ступнях.
— Так где ты был? — повторил свой вопрос Даня уже более спокойным тоном. — Влад себе места не находит. Думает, что ты пропал из-за того, что он наговорил тебе у Черепа.
— Я был в больнице, — ответил я, понимая, что Даня заслуживает знать правду.
— Что? Почему? — встревоженно отозвался друг.
— Порезал ноги о стекло. Мне нужно было наложить швы.
Даня пристально уставился на меня, а затем его осенило:
— Он приходил, да?
Я ничего не ответил, но это и не было нужно.
— Но ты ведь не лежал в больнице два дня только из-за швов?
Нет, и будь моя воля я бы там не задержался и на час.
Но Дане и здесь не требовался ответ. Потому он знал, в чем было дело. Он знал, что бывало со мной.
— Ну, по крайней мере, сейчас с тобой все в порядке, — продолжил он. — Ладно, отдохни. Ты хреново выглядишь.
Даня оттолкнулся от стены и нагнулся к полу, поднимая мою сумку и унося ее в спальню. Я последовал за другом. Когда я наконец дохромал до спальни, Громов уже сидел на моей кровати. В его руках была бутылка воды и блистер таблеток, которые я принимал в этот период года по предписанию врача. Они сдерживали мой покалеченный разум от дурных мыслей, которыми я стал страдать после смерти матери.
Встретившись с ним взглядом, я не знал, что сказать.
Я слишком хреново себя чувствовал для бесед по душам.
Взяв таблетки из рук друга, я уставился на них ненавистным взглядом. Я ненавидел их всей своей черствой душой. Но Даня заставил меня принять их. Он знал, что могло быть со мной в противном случае. И он точно не хотел этого допускать.
— Лех, ты так и не передумал насчет завтра?
Слова Громова заставили меня вернуться в реальность.
— Нет, — ответил я, опускаясь на кровать рядом с ним.
— Давай мы к тебе присоединимся? — предложил Даня. — Соберемся у Черепа и отпразднуем по-человечески. Никого лишнего — только ты, я, Череп и… Кстати о Владосе. Он хочет увидеться с тобой.
— Перебьется. Я пока не в форме, чтобы с ним увидеться. Боюсь из-за швов сплошать и не втащить ему как следует.
— Два придурка, — пробормотал себе под нос Громов.
— Это я то придурок?! Этот урод уже который раз поднимает тему, в которую ему не стоит совать свой поломанный нос! Еще раз он заговорит о Ксюше — и я его убью нахрен!
— Ладно-ладно, остынь, — осадил меня друг. — Завтра Новый год, Лех. И ты бы мог перестать быть мудаком для своих друзей, то есть меня, Черепа и даже Влада, каким бы уродом он ни был.
— А когда ты мне сделаешь подарок и перестанешь быть надоедливым мудаком? — парировал я.
— Серьезно, Лех, — Громов повернулся ко мне лицом. — Давай соберемся все вместе завтра вечером? Не будешь же ты тухнуть здесь в круглом одиночестве.
— Нет, Дань, — пробормотал я, отводя взгляд. — Не хочу. Тем более ты знаешь где я буду и с кем.
— Ну, ты же можешь после приехать к нам, чтобы отпраздновать твой…
— Я не хочу ничего праздновать, — решительно перебил я.
— Ладно, — Даня недовольно нахмурился, но отступил.
Когда Громов начал подниматься, чтобы оставить меня одного, я с запозданием заметил, во что он был одет.
— Это моя одежда?
Даня опустил глаза, а затем поднял голову с подрагивающей улыбкой.
— Мне больше нечего было надеть.
— Клянусь, если ты напялил мои трусы, то я тебя…
— Тогда я пойду, а еще лучше побегу, — пробормотал Даня, понимая, что ему следовало спасать
