Многогранники - Способина Наталья "Ledi Fiona"

Заводя машину, Роман уже наверняка знал, что отойдет в сторону и будет в общем-то радоваться за Волкова и Машу. И у них все будет хорошо. Нужно просто все сделать правильно. Без драм и истерик. Просто дать понять и Маше, и Димке, что Маша Роману совсем не интересна. Задача не из простых, учитывая, сколько ерунды он успел натворить, но это и хорошо. Чем сложнее задачи, тем меньше времени на бесполезное самобичевание. А еще он попробует все исправить с Юлой. Если Жанна Эдуардовна права и Юла захочет порвать с Романом, он должен услышать это от нее самой. Вдруг все еще можно исправить? Он готов заботиться, оберегать. Плевать на эту любовь. Кому она нужна? А то, что психолог считает неправильным ставить чужие интересы выше своих… ну, так работа у него такая: искать неправильное в мозгах клиентов, готовых за это платить.

Непрочитанное Машино сообщение больше не вызывало раздражения. Из проблемы оно превратилось в часть стратегии. А всего-то стоило придумать отличный план. Волков обязательно такой план оценил бы. Он вообще раньше любил всякие планы и стратегии.

Роман вернулся домой и, сбросив куртку и ботинки, рухнул на спину поперек кровати. Ортопедический матрас подбросил его вверх, и содранный локоть напомнил о себе болью. Сняв очки, Роман не глядя положил их на тумбочку. Промахнулся. Очки упали на пол. Поднимать было лень.

В дверь позвонили. Роман вздрогнул и вскочил с кровати. Звонить сразу в дверь, а не в домофон, могли только Юла и отец. Первую вряд ли выпустили из клиники. Второго же Роман сейчас очень не хотел видеть.

Он потер лицо и не двинулся с места. Звонок стих, и Роман перевел дух, однако выяснилось, что рано. Послышался щелчок замка, и отец распахнул дверь. Он сразу увидел Романа, да и кто не увидел бы почти двухметрового парня?

Отец убрал ключи в карман. Сбросил ботинки и молча прошел на кухню, достал бутылку воды из холодильника, потом зачем-то включил чайник. Роман стоял и не знал, что сказать. Было отчего-то очень стыдно.

Налив воды в стакан, отец залпом его опустошил, потом скинул куртку и, повесив ее на спинку барного стула, посмотрел на Романа:

— Ну, здравствуй, сынок.

— Здравствуй, — ответил Роман и, тоже пройдя на кухню, достал из шкафчика чашку. Вспомнил, что чай сегодня не заваривал, и принялся рыться на полках в поисках чайных пакетиков.

Как рассказать отцу о драке, он понятия не имел. Под ложечкой засосало. Роман закрыл один шкафчик и открыл было другой, но оказавшийся рядом отец вдруг захлопнул дверцу с такой силой, что, будь механизм чуть послабее, шкафчик точно развалился бы. Роман совсем по-детски порадовался тому, что даже не вздрогнул. Внутри, конечно, все перевернулось и сердце заколотилось, но сам он вполне спокойно потер шею и, отступив к окну, присел на подоконник.

— Что это? — отец указал на левую руку Романа. Тому не нужно было смотреть вниз, он прекрасно знал, что там здоровенная ссадина.

Поскольку вопрос был риторическим, Роман просто пожал плечами, и вовсе не потому, что хотел разозлить отца — злить того еще больше было уже просто некуда, а потому что ему вдруг стало дико стыдно.

Думать о том, что драка — единственно верное разрешение ситуации, было хорошо наедине с собой. Когда же отец смотрел вот так, в мозгах сразу выстраивались в ряд все вбитые с детства постулаты.

— Скажи мне, сынок, — начал отец, — почему о том, что у тебя неприятности, мне рассказывают посторонние люди?

— Кто рассказывает? — спросил Роман.

— А если бы что-то случилось? — пропустив мимо ушей его вопрос, повысил голос отец, и не успел Роман опомниться, как отец оказался рядом и схватил его за шею. — А если бы тебе не в челюсть дали, а башку проломили?

Он больно сжал шею Романа, пригибая его голову вниз.

— Извини, — сказал Роман, вцепившись левой рукой в столешницу барной стойки, чтобы не упасть.

— Ты мне слово давал, Роман.

Отец резко его отпустил, но Роман не спешил поднимать голову. Ему было стыдно и очень обидно. Отец никогда не поднимал на него руку. Бывало, повышал голос или же говорил таким тоном, что хотелось забраться под кровать, но никогда и пальцем не трогал. И вот теперь, когда он ростом с отца… Это насколько же сильно Роман его подвел!

Отец меж тем включил вытяжку и закурил. Он никогда не курил дома. Этот уговор соблюдался еще со времен его жизни с мамой. И вот теперь отец жадно затягивался, выпуская дым в сторону вытяжки. Это почти не помогало — запах сигарет полз по квартире, впитывался в вещи, в мебель. Роман, как и мама, терпеть не мог этот запах, и отец об этом прекрасно знал, но, докурив одну сигарету, тут же прикурил вторую, со всей наглядностью демонстрируя Роману, что находится у себя дома и плевать хотел на желания сына и на то, что по бумагам Роман является собственником этой квартиры. Чувство безысходности накрывало Романа все больше, пока отец, нервно затягиваясь, смотрел мимо него на очертания высотки университета.

— Ты пострадал? — наконец спросил отец. — Кроме синяка на лице и руки, имею в виду.

— Нет, — соврал Роман.

Докурив, отец затушил окурок под струей воды и выбросил его в мусорку. Пахнуть стало еще отвратительнее.

— Твой переезд в Москву был ошибкой, — вдруг произнес отец, и Роман встрепенулся.

Он и сам об этом все время думал, но ему казалось, что внешне все выглядит вполне благополучно.

— Сначала еще было ничего, но теперь тебя понесло, — продолжил отец.

Это было неправдой. Никуда Романа не несло, но отец говорил так, будто все для себя понял. Переубеждать его в чем-то в такие моменты было бессмысленно.

— Проблемы с полицией будут? — спросил отец, устраиваясь за барной стойкой лицом к кухне, и посмотрел так, как смотрят следователи в детективных сериалах.

— Не знаю, — честно ответил Роман.

— Где ты подрался?

— В центре, у бара.

— Красота, — вздохнул отец. — Ты был один?

— Дрался — да.

— Господи, Роман, а словами нельзя было?

— Они были пьяны, к тому же…

— Они? Ты дрался не с одним?

— Ну так… — смутился Роман. — С одним, но он был с приятелем, и…

— Ты бывал в этом баре раньше? У тебя там друзья? — голос отца звучал резко.

Роман с детства терпеть не мог, когда отец разговаривал вот так.

— Нет. Я был там в первый раз. Я вообще не хожу по барам. Я…

— Да я в шоке не оттого, что ты ходишь по барам! Ходи бога ради, раз нравится оставлять там деньги и здоровье. Меня больше волнует, чем ты думал, ввязываясь в драку с двумя отморозками в незнакомом месте? Тебе жить надоело? Ты хочешь, чтобы я вернул тебя матери инвалидом?

Роман вскинул голову:

— А ты бы вернул? Если бы я стал инвалидом? — не смог он удержаться от вопроса.

— Не придирайся к словам! — повысил голос отец и потер лицо ладонями. — Я наивно надеялся, что переходный возраст у нас позади, что ты взрослый, ответственный человек. А теперь я должен вздрагивать от каждого телефонного звонка, вдруг он из полиции или из больницы.

— Пап, ну не преувеличивай. Я здесь восемь месяцев, и это первый случай! Можно подумать, ты не дрался никогда.

— Нет, Рома. Не дрался. Потому что мне всегда хватало мозгов не оказываться в ситуациях, где дело нужно решать кулаками. Это твой выбор, понимаешь? Никто не в силах тебе это навязать.

— Хорошо. А если дело не в тебе? Если другому человеку нужна помощь и защита, то что?

— Понятно, — фыркнул отец. — Я все думал, почему Волков без конца в драку лезет. Сергей уже вешается с ним. А у нас, оказывается, Маша со всех сторон беззащитная.

— При чем тут Маша? — возмутился Роман, к своему ужасу чувствуя, как в лицо бросилась краска. Над этой частью плана, кажется, стоило поработать отдельно.

Судя по тому, как скривился отец, смущение Романа не прошло незамеченным.

— Я не знаю, Ромка, как тебя так угораздило. Я в кошмарном сне такое увидеть не мог…

— Ты все неправильно понял, — твердо сказал Роман, понимая, что его горящие уши портят всю серьезность момента. — Маша ко вчерашней драке не имеет никакого отношения. Ее там не было.