Эксперимент - Наталья Юнина
Хотелось бы посмеяться, да вот совершенно не смешно.
– Конечно, не возвращают.
Не знаю, как мне хватило сил выйти из его кабинета, не давая волю слезам. Хуже всего, что я не понимаю, на кого больше зла. На себя или на него. Он ведь мне слова плохого не сказал, всего лишь повторил то, что сказала я про «дело». И как бы нет поводов на него злиться, ну почему же так тошно? Это что, реально конец?
Не помню, как добираюсь до дома. На несколько дней я впадаю в какое-то странное состояние. Вроде и не болею, но постоянно хочется спать. Как будто под вечным снотворным.
И только когда еще через пару дней такой лежки получаю звонок о том, что Миша попал в аварию, я наконец просыпаюсь.
Глава 35
Смотрю на маму, пытающуюся неуклюже поднести левой рукой ложку ко рту и желание сделать это за нее становится все сильнее. Правда, я быстро одергиваю себя, стоит только представить, как она треснет меня этой самой ложкой по моему лбу. И силы откуда-то возьмутся. Знаем, плавали.
Непривычно видеть ее такой слабой, что ли. Правда в палате и безо всяких раздражающих приборов всяко лучше, чем в реанимации. Понимаю, что нарушение с моей стороны договора, касательно моего брака, и то, что мама попала в больницу – глупое совпадение, не имеющее ничего общего с реальностью, но от этого легче не становится.
– Редкостное говнище. Это точно ВИП палата? Хоть бы омлет дали с сосиской и беконом, – возмущенно бросает мама, скривив лицо после очередной ложки непонятной жижи.
– Ты где-то видела, что после реанимации дают бекон?
– Ну без бекона. Но не сопли же на ужин. Так недолго помереть.
– У меня плохая новость, с беконом и сосисками на ближайшее время тебе придется завязать, – убирают тарелку на прикроватную тумбу, еле-еле сдерживая рвотные позывы от вида еды.
– Только если ты со мной на пару. Страдать вдвоем всяко приятнее, – улыбаясь, произносит мама.
– Согласен, только вместо меня на диету сядет Никита. Ему полезнее пострадать, – совершенно не уместно в таком состоянии ни шутить, ни улыбаться, но в ответ на мамину улыбку, моя расплывается сама собой.
– Я тут подумала, что все не так уж и плохо. Если бы мне сейчас дали выбор между инфарктом и переломом руки вследствие падения с лестницы или инсультом, я бы все равно выбрала первое. Ты представляешь, что такое инсульт? Ни говорить, ни ходить, ничего. Овощ. Кстати, об овощах. Когда меня выпишут? У меня же в конце февраля посев семян на рассаду, – епрст… остановите землю, я сойду.
– Ты серьезно? После перенесенного инфаркта, со сломанной рукой и ушибленной ногой ты думаешь о рассаде?! Не занималась бы ненужной херней, так, может быть, по врачам бы вовремя ходила и ничего этого бы не было.
– Ненужной? А кто мое ассорти в трехлитровых банках за милую душу уминает? А лечо? А «тещин язык» кто в одну харю съедает? – вот как она это делает? Еще вчера еле говорила, а сейчас ни намека на то, что больна. Ну, разве что фиксированная рука напоминает о переломе. – И не надо говорить, что все можно купить в магазине. Можно, но это никогда не сравнится с домашним.
– Я даже не буду это комментировать.
– И не надо. Так когда меня выпишут?
– Понятия не имею, но после выписки ты не поедешь к себе. Зная твою нелюбовь к врачам, переедешь на время ко мне. Будешь проходить реабилитацию в моем доме. Кто потребуется из врачей, тот и будет приходить. Это не обсуждается, мам.
– Ладно, допустим так. Но что будет с посадкой семян? Ты это, конечно же, делать не будешь. Никита согласится, но только все намеренно загубит, чтобы я больше его ни о чем не просила. Вот была бы у тебя жена или хотя бы женщина, которой это можно было бы поручить, я была бы спокойна и не нервничала по пустякам. Она бы под моим присмотром все бы посадила в лучшем виде, заодно и подружились бы, – смеяться в больнице, пусть и не в общей палате, по-любому дурной тон. Но стоило мне только представить маму, дающую указания Наташе по посадке семян, так смех нападает сам собой. В лучшем случае, все закончится обкладыванием друг друга трехэтажным матом. Из нее огородница, как из меня танцор диско.
– Что смешного?
– Боюсь с моей, как ты выразилась женщиной, твои семена никогда не взойдут. Уж лучше Никиту попросить.
– А что не так с твоей женщиной?
– Хорошая попытка, мам. Но разговор не обо мне.
– Ну так пусть теперь будет о тебе. Что с ней не так? Руки не из того места растут?
– Из того. Просто она не твоей и не моей возрастной категории. Плюс не самый простой характер. Ей еще рановато стремиться быть ближе к земле, – не скрывая усмешки, выдаю я.
– А что за девочка? Расскажи. Вы планируете детей?
– Ты шестьдесят лет была самой адекватной женщиной, ни разу не задалбывающей меня и даже не интересующейся будущими внуками и моими женщинами. Что сейчас вдруг случилось?
– Ничего. Я просто притворялась равнодушной пофигисткой, – как ни в чем не бывало произносит мама. – Но в последние пару месяцев я только и делала, что молилась Николаю Чудотворцу о том, чтобы ты встретил будущую супругу, – домолилась. – И мать твоих детей. Ну ладно, ладно, включаю роль равнодушной матери. Не злись, Славочка. Давай, что ли, тогда про огород. Вся надежда на тебя, у меня там семечки в марлечке лежат над мик…
– Мама, – резко прерываю я, повысив голос. – В этом году ты без огорода. Повторюсь, это не обсуждается. Давай закроем эту тему. Из хороших новостей: твой зоопарк по-прежнему жив и здоров.
– Ты ж мой хороший, – тянет здоровую руку к моей щеке.
– Справедливости ради, не только я. Никита старается так, как будто ему лям баксов пообещали. Завтра он к тебе придет, я не смогу.
– Хорошо. Слав, а девушка, которая не той возрастной категории… ей восемнадцать-то есть?
– По паспорту есть.
– А по чему нет?
– Мам, а ты точно есть не хочешь? Давай, я тебя этой жижей покормлю, может,
