Любовь без страховки (СИ) - Князева Марина

— Все хорошо, солнце.

— Но ты плачешь! Тебя кто-то обидел?

Я старалась выровнять дыхание и сосредоточиться на ребенке. Это было сложно. Но под тяжелыми взглядами родителей я не могла позволить себе раскиснуть.

— Ну, что ты? — я улыбнулась. — Просто устала очень. Так иногда бывает со взрослыми. Я сейчас умоюсь, и мы пойдем пить чай. Хочешь?

Никита кивнул.

— А можно я с тобой пойду умываться? — робко спросил он, явно не поверив моим словам.

— Конечно.

Я медленно поднялась с пола, разделась и взяв ребенка за руку, направилась в ванную. Очень хотелось остаться одной. Потому что внутри все трещало по швам. Мне кричать хотелось. Вместо так долго желаемого облегчения Торопов снова исполосовал мою душу своими словами, своей болью. Ведь я хотела услышать совсем другое. Хотела обрести покой. Но вместо этого еле сдерживала себя от очередной истерики.

Зачем он мне рассказал про себя? Зачем поделился своей болью? Хотел сделать мне еще больнее? Но мне и так невыносимо. Настолько, что я уже долгое время не могу найти выхода. Я не понимаю, где правда, а где ложь. Не могу определить ненавижу я его или испытываю к нему какие-то другие чувства. Находясь сейчас с ним рядом, я однозначно тянулась к нему, но ведь это все не по-настоящему. После того, когда первые ощущения схлынут, я ведь снова вспомню, что он со мной сделал. И никогда не смогу забыть этого. Ведь быть обиженной на него за то, что он был женат или просто не приходил так долго — это всего лишь прикрытие для той глубокой душевной раны, в которую я боялась лезть сама, не то, чтобы пустить кого-то хотя бы одним глазком посмотреть на мою исковерканную душу. После всего, что он сделал когда-то со мной, я должна ненавидеть его. Стать равнодушной и наплевать на его проблемы. Но я не могла. У меня уже просто не было сил. Может быть, потому что хотела забыть, не помнить, а может просто не хотела быть такой, как он.

Как же все это сложно. Боже, помоги мне разобраться хотя бы в себе. Дай мне сил, пожалуйста.

Включив воду, я через силу заставила себя расспросить Никиту о прошедшем днем. Он начал рассказывать о своих приключениях, внимательно наблюдая за мной. В его взгляде было столько недоверия и страха:

— Сегодня Леру поругали, за то, что она побила Андрюшу. А Илья отобрал у меня карандаши. Его Ольга Анатольевна наказала. Но мне ведь не жалко было. Просто ему нужно было спросить.

Я слушала его и смывала с лица растекшуюся тушь, стараясь вникнуть в его рассказ. А потом просто села на унитаз и притянув его к себе, сказала прямо в глаза:

— Никит! Ты уже очень взрослый и я не хочу тебе врать. У меня правда все хорошо, просто небольшие трудности. Но они никак не касаются тебя и никогда не изменят моих чувств к тебе.

Никита понимающе кивнул:

— Просто ты плакала. Я испугался и хотел помочь. Ты же мне помогаешь, когда мне очень плохо.

— Спасибо, солнце! — я уткнулась в его шею, с трудом сдерживая очередную порцию слез. — Ты мне очень поможешь, если не будешь переживать за меня. Я справлюсь и больше не буду плакать!

Мне нужно было как-то успокоить ребенка. Не хватало, чтобы он из-за моей давно поехавшей кукушки начал переживать, и не дай бог навыдумывал бы себе несуществующих проблем.

Никита обнял меня в ответ:

— Я тебя очень люблю, мам.

— И я тебя, солнце, очень люблю. И обещаю, что буду вести себя хорошо.

Никита еще раз осмотрел мое лицо, а я изо всех сил старалась не выдать своего состояния. Кажется, у меня получилось. Никита удовлетворенно улыбнулся и спросил:

— Мам, а можно я не пойду пить с тобой и бабушкой чай? Можно я до собираю этот конструктор?

— Конечно, можно.

Никита довольный до ушей развернулся и выбежал из ванной, оставив меня одну. А я закусила ладонь так, что почти прокусила ее до крови. А потом глубоко вдохнув, решила идти на разговор с родителями. Моя душа рвалась в подъезд. Мне нужно было убедиться, что Торопов хотя бы жив, но я знала, что выйти мне удастся только через трупы родителей, ну, папы, так точно. Поэтому лучше не оттягивать выяснение отношений. Возможно Владу, сейчас действительно нужна помощь. И чтобы я сейчас не чувствовала к нему, оставить его одного там я не могла.

Мои ноги дрожали, а внутри все было скручено в тугой узел. Но выхода не было. Надо было просто пережить еще один вечер. Из сотни похожих.

Я не совсем понимала папу. Я знала, что он ненавидит Торопова. Знала, что Торопов, бросив меня, задел отцовские чувства до глубины души. Но никогда не думала, что папа сможет вот так жестоко избить Влада. Поговорить с ним, наорать, припугнуть, но не избить. Ведь я никогда не жаловалась на Влада. Просто избегала этой темы. Но видимо папа был зол на него сильнее, чем я думала. Ненавидел больше, чем я когда-либо. Только я за два года свыклась со своей бедой и сумела ее спрятать в себе. А папа нет. Он выпустил все наружу. Я даже не думала, что так сильно мой разрыв с Владом задел его. Папа молчал, а я верила, что с Владом мы в состоянии разобраться сами. Поэтому сегодняшняя выходка отца для меня была неожиданностью.

Когда я вернулась на кухню, мама уже налила чай с травами. Аромат успокоительных разносился по всей кухне. Мне сейчас не помешало бы выпить что-нибудь, что могло приструнить мои натянутые до предела нервы, поэтому я с благодарностью взглянула на маму. Она стояла бледная с широко распахнутыми глазами. Но осуждения в ее взгляде не было. И это даже немного обескураживало.

Мы остались втроем на кухне. Мама за столом, папа у окна. Я приготовилась к тому, что меня сейчас размажут по стенке. Но родители молчали. И я тоже молча села за стол и, взяв в дрожащие руки стакан, глотнула горячей жидкости. Вкуса не чувствовала. Да вообще ничего не чувствовала. Даже страха.

— Маш, ты только не волнуйся, — начала мама.

— Я в порядке, мам!

— Маш, ведь ты же не вернешься к нему? — сразу же в лоб задает вопрос мама.

— Нет, конечно, — и я сейчас не вру.

Я не знаю, что нас связывает с Тороповым на данный момент. Скорее всего вскрываются старые незажившие раны, но ни одни из нас даже не заикается об отношениях. Даже в мыслях.

Я тянусь к нему, но это скорее защитная реакция истерзанного организма, потому что реального будущего с ним я не вижу.

— И даже не побежишь в подъезд? Вдруг он снова тебя там ждет? — язвит папа.

Вины он за собой не чувствует. А меня это так злит. Он избил человека, и ему, возможно, нужна помощь, а его голова занята моими желаниями.

— Да что с тобой такое, пап? Ты никогда не учил меня быть жестокой и беспощадной! Зачем ты так с ним? А вдруг тебя посадят? Или надавать по морде какому-то засранцу ради того, чтобы оставить свою семью и загреметь за решетку, предел твоих мечтаний?

Папа вздрагивает от моих слов, но выдержки не теряет:

— Ты себя видела два года назад? Ты видела, что он с тобой сделал? Ты слышала, как ты по ночам его звала? Ты помнишь, как твое сердце обливалось кровью? Или стоило ему появиться снова, как ты готова за ним на край света бежать?

Господи, ну почему он так? Ведь он совсем ничего не знает!

— Я ничего не забыла! И простите меня за все! За то, что любила его! За то, что мне было трудно! Я не могла по-другому! Но я человек! С чувствами и мыслями. И если честно, пап, я не понимаю, зачем ты так жестоко с ним! Все что угодно, но не убивать же! — пока кричу в голове всплывает картинка, где Влад лежит на полу в подъезде и стонет. По позвоночнику бежит предательская волна дрожи и я точно знаю, что не брошу его там. Пусть, по мнению отца, он это заслужил, но оставить человека в беде я не могу. — И да, я побегу! Но не край света! А просто потому что не усну, зная, что мой отец избил человека и оставил его возможно даже умирать! Прости, что я у тебя такая мягкотелая и жалостливая! Но как бы он подло со мной не поступил, я не могу оставить его там!

Я вскакиваю и понимаю насколько я закомплексована в своих действиях. Я так себя связала во всем, что просто не могу даже поступить по-человечески! Ведь внутри я переживаю за Торопова и сижу, боясь быть осужденной родителями. И дело не в том, что я чувствую что-то к этому человеку. Просто не прощу себя если ему действительно нужна помощь, а я боюсь причинить боль дорогим людям. Вот папа, например, не пожалел меня, разбивая лицо Влада в моем присутствии.