Любовь без страховки (СИ) - Князева Марина
— А если бы заявление написала, быстрее бы объявился?
— А почему не написала? — в его словах нет упрека. Как будто он ждал моих действий и не дождался. А теперь разочарован.
— Не посчитала нужным, — я задираю подбородок вверх, потому что Влада несмотря на наш странный разговор, Влада так много. Я так сильно ощущаю его присутствие рядом с собой. И мне немного страшно. Потому что в своих словах я слышу упрек, хотя совсем не об этом хотела поговорить с ним. — Не хотела лишать твою жену и ребенка мужа и отца.
Ну, вот я и сказал ему это. И от страха отодвинулась от него. Шагала назад, пока не уперлась в стену. Влад остался стоять на месте, не спуская при этом с меня глаз.
— У меня нет жены и ребенка, — ему по-прежнему трудно говорить, и он выдавливает из себя с короткими паузами, между которыми я слышу его рваное дыхание.
— Я видела кольцо!
— Я развелся две недели назад!
— С Инной?
— Да.
Я киваю головой. И удивляюсь, почему так горячо в районе сердца. Ведь я знала же! Догадывалась!
— Она добилась своего?
Влад молчит. Но мне и не нужно его подтверждение. От его слов, наверное, заплачу, а я не хочу, чтобы он видел, как мне больно до сих пор.
— А ребенок?
Влад шумно вздыхает и подходит ко мне так близко, что у меня вот-вот начнется приступ клаустрофобии. Мне трудно разговаривать с ним, когда он нарушает своим присутствием мое личное пространство. Но после его слов я забываю о своих ощущениях и не могу поверить в его слова:
— У меня нет ребенка…
— Я знаю, что Инна ждала его или меня снова обманули?
— Нет, — я вижу боль в глазах Торопова, яркую и невыносимую, — моя дочь умерла….
В ушах звенит, и я не понимаю, о чем он говорит. И только увидев, как сморщилось его лицо, до меня доходит смысл его слов.
Я не могу шевелиться, дышать, говорить. Потому что не могу даже представить, что такое могло произойти с ним. У меня в голове не укладывается, что Торопов мог стать отцом, а потом потерять своего ребенка. Я бы умерла, если бы что-то случилось с Никитой. Ведь это же так страшно. И нет ничего больнее и ужаснее.
Я закрываю глаза и чувствую, как по щекам катятся горячие слезы.
— Нет, Маша, не надо, — я чувствую его дыхание на своей щеке, — это моя боль. Не надо, принцесса, пожалуйста!
— Как? Как такое произошло? — я хочу знать. Не знаю выдержу ли его рассказ, но не могу находиться в неведении.
— Маша!
— Влад! — я повышаю голос, так и не открыв глаза.
Влад не спешит. Но я не смотрю на него. Потому что чувствую, что ему трудно решиться на это.
— Инна принимала наркотики… До и во время беременности… Я всегда знал, что она их распространяет, но был уверен, что сама она не пойдет на такой шаг… И ошибся… Ангелина родилась с патологиями, несовместимыми с жизнью… Она протянула месяц…
Я слышу его сбившиеся дыхание. Открываю глаза и вижу, как Влад стоит передо мной, закрыв глаза. Его ресницы дрожат, а вена на шее бьется так быстро, что я едва успеваю улавливать ее движение. Влад стискивает зубы, а потом сипло продолжает:
— Я так виноват… Перед всеми виноват…
Я больше не могу сдерживаться. Ему больно. Больнее, чем мне. Захлебываясь слезами, я утыкаюсь лицом в его грудь и даю волю слезам.
— Прости меня, принцесса… Я так виноват перед тобой… Перед женой и ребенком виноват… Я так облажался…
С трудом справившись со своими эмоциями я поднимаю лицо и смотрю на Торопова. Он бледный и снова дрожит.
— Маш, прости меня… Прошу тебя… Я знаю, мне нет прощения и у меня ни одного шанса на твои чувства, но мне так нужно услышать эти слова… Мне больше не у кого попросить, ия…
Я стучу кулаком по его плечу, потому что его слова разрывают мое сердце. В клочья. Я не могу даже воспротивиться ему, потому что эмоции бьют через край.
— Маш, нет, не надо… Прошу тебя… Я не достоин твоих слез… Просто прости и отпусти нас… Я обещаю, что больше никогда не потревожу тебя… Никто не потревожит… Не обидит… Я обещаю, что ты будешь счастливой… Только отпусти и я уйду…
— Уйдеееешь?!?! Куда? Что бы я опять себя по кусочкам собирала? — Я больше не сдерживаюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Все, что было с нами, все что мы пережили, теперь выплеснулось наружу и тебя отравляет, обжигает и лишает сил?
— Опять свалишь, да, Торопов? А я? Меня кто отпустит? Меня? Кто? Отпустит? — слезы душат меня, но я уже не могу остановиться, — Кто? Со мной что будет? Я больше не смогу!!! Я не выдержу? Не смей! Слышишь! Не смей!
Я даже не понимаю, о чем прошу. Мне страшно. Я знаю, что между нами столько ненависти и боли, что мы вряд ли сможем быть вместе. Но сейчас я точно уверена, что не смогу его отпустить. Просто не смогу.
Влад прижимает меня к себе и медленно сползает по моему телу вниз.
Стоя на коленях он продолжает просить прощения, а я продолжаю реветь в его руках. Меня выворачивает наизнанку. Мне так плохо от его слов. Потому что я хотела, чтобы не так все было. Потому что даже не могла представить, что Торопов не все равно. Что ему так же больно, как и мне. Потому что мы оба нуждаемся в очищении. Нам обоим нужно отпустить друг друга.
И когда я практически лишаюсь сил и готова опуститься перед ним на колени, двери лифта раскрываются, и по уже сложившейся классике жанра, в коридор в подъезде появляется мой отец.
Мы с Владом так ошарашены, что просто замираем. Тишину нарушают мои всхлипы, а руки Торопова продолжают судорожно сжимать мою талию. Папа же в свою очередь очень быстро рассматривает нас, оценивает положение и делает то, что он давно хотел сделать.
Одним движением руки отцепив Влада от меня, мой отец с неимоверной силой впечатывает свой кулак в его лицо. Раздается хруст костей и, на цементный пол подъезда летят яркие капли крови. Я зажимаю рот рукой и от ужаса просто начинаю задыхаться, при этом лишившись дара речи. Мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди и от страха я сильнее вжимаюсь в стену.
— Ублюдок! Недоносок! — папа продолжает наносить удары Владу. — Я тебя, козел, убью!
Его удары мощные, молниеносные, сокрушительные. Такие, что Торопов в руках папы просто тряпичная кукла.
— Тварь!
Торопов не сопротивляется. Я знаю, что он может дать сдачи. Знаю, что он сильный и владеет основами одного из восточных единоборств, но почему-то именно сейчас принимает удары, как должное. Словно, ему не больно и он только этого и ждал.
Все происходит слишком быстро. Весь пол уже забрызган кровью Влада, и я понимаю, что если не остановлю отца, то он убьет Влада. А Влад позволит это сделать. Поэтому с трудом беру себя в руки и кричу. Так громко насколько мне позволяют мои легкие.
Папа отвлекается и смотрит на меня.
— Прошу… не надо…
Отец бросает тело Торопова на пол и тот, распластавшись по всему полу, замирает обездвиженной кучей. Его лицо все в крови. Там нет живого места. И о том, что он все-таки жив, говорят только его тихие стоны.
Отец плюет рядом с ним на пол и ядовито выдавливает:
— Еще раз увижу рядом с ней, убью!
А затем просто берет меня за шкирку и тащит к двери, где нас уже встречает перепуганная мама. Я послушно передвигаю ногами и, находясь, в шоковом состоянии не могу оказать сопротивления. Поэтому в одно мгновение оказываюсь в квартире и осев, на пол прямо в коридоре, снова кричу. От ужаса и боли. От страха. От не понимания, за что судьба так меня наказывает? А потом закусив губу, снова начинаю рыдать, моля у бога одного. Я так хочу, чтобы это все закончилось. Потому что терпеть больше нету сил.
Я глотала слезы и смотрела как папа раздевается, и жестикулируя руками, что-то доказывает маме, но я абсолютно не слышала его. Чувства, как карусель, сменяли друг друга и я не могла вернуться в реальность. От безысходности хотелось выть, но на шум выбежал Никита и мы все замолчали одновременно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Мам, что с тобой? — пропищал испуганно мой ангел и кинулся мне на шею.
Его теплые руки тут же захватили меня в плен, заставляя вздрогнуть от его беспокойства. Я понимала, что Никита слишком маленький, чтобы наблюдать за нашей первой семейной ссорой, да и не привык он видеть меня такой, поэтому заставила себя взять в руки. Не нужно ему было видеть мои проблемы. Ему своего хватило с лихвой.