Дженнифер Хеймор - Герцогиня-охотница
– Вы говорите ерунду. Конечно, Джорджина – правильный выбор. Ее с детства готовили именно к этому.
Саймон наклонился вперед, уперевшись локтями в бумаги на своем столе.
– Вы подготовили ее для того, чтобы она стала прекрасной женой, Стенли. Только не моей. Вместе с моим титулом она получит и всю мою семью, с ее репутацией и эксцентричностью.
Стенли пожал плечами.
– Вступление Джорджины в вашу семью только улучшит ее репутацию.
Саймон криво усмехнулся.
– Меня это не очень беспокоит. Видите ли… Я провел большую часть жизни, пытаясь очистить имя моей семьи. И знаете что? Я покончил с этим. Моя семья странная, конечно. Мы все вместе боролись с выпавшими на нашу долю трудностями. Но это моя семья. И если кто-то не любит ее и осуждает, я попросил бы этих людей держаться подальше от Хокинзов.
– На что вы намекаете?
– Я не намекаю. Я говорю вам, что устал от людей, которые пытаются обвинять членов моей семьи в преступлениях против правил вашего приличного общества. Мне надоело! Отныне я не буду исправлять ничьи ошибки. И тем, кто будет осуждать моих родных и моих родителей, я могу сказать только одно: идите к черту!
– Значит, это вы скажете всем, когда будет обнародована тайна происхождения ваших братьев и сестры?
– Я надеюсь, что, как человек чести, вы увидите мудрость в моем решении не жениться на вашей дочери и не станете распространять эту информацию. Нет смысла. Я призываю вас отказаться от идеи губить жизни невинных людей.
– Но мы с вами договорились, Трент!
– Не совсем так. Вы шантажировали меня, пытаясь принудить к этому браку, и я вам поддался на какое-то время. Но не более того.
Стенли допил остатки бренди из своего бокала и резко со стуком поставил его на стол. Затем поднялся и тихо сказал:
– Вы будете сожалеть о своем решении. Попомните мои слова, вы еще пожалеете.
Он развернулся и выбежал из библиотеки, хлопнув дверью так сильно, что задрожали стекла. Саймон посидел какое-то время, собираясь с мыслями, и отправился искать Джорджину. Он нашел ее на лужайке вместе с матерью, Эзме и четырьмя его братьями. Стоял прекрасный летний день, и никто не хотел сидеть в доме. Слуги установили мишени для стрельбы из лука, и вся компания готовилась посостязаться в меткости.
Когда он подошел, Джорджина выпустила стрелу и завизжала:
– Ну, в этот раз я точно попаду!
Марк улыбнулся ей:
– Я тоже на это надеюсь.
Увидев Саймона, Джорджина поспешила ему навстречу. Она была одета в белое платье, отделанное ленточками василькового цвета, которые очень подходили к ее глазам. Ее белокурые волосы блестели под широкополой шляпкой, и на щеках играл здоровый румянец.
Она была похожа на безупречную английскую розу. По крайней мере снаружи. Даже сейчас Саймон не был уверен в глубине души. Она не сделала ему ничего плохого.
– Ах, Трент! Где вы были? У нас тут так весело!
– Да, я вижу, – ответил он, подойдя ближе.
Тео помогал леди Стенли наложить стрелу на тетиву. Эзме стояла, положив лук на плечо и выбирая стрелу на длинном столе. Даже Люк был там, но в стрельбе не участвовал, а просто стоял в тени платана с ухмылкой на лице и потягивал из стакана что-то похожее на лимонад.
Люк встретил взгляд и слегка кивнул. Циничное выражение на его лице не изменилось.
Саймон повернулся обратно к Джорджине и сказал:
– Не хотите ли немного пройтись со мной?
– О… конечно. – Она бросила тоскливый взгляд в сторону стола, где Эзме и Тео обсуждали стрелы. – Мама! Трент и я собираемся прогуляться. Мы вернемся… – Она вопросительно посмотрела на Саймона.
– Скоро, – сказал он.
– Скоро, – крикнула Джорджина.
– Ах, гуляйте, сколько захотите, – пропела леди Стенли в ответ, помахав им рукой.
Подав Джорджине руку, Саймон пошел в обход, стараясь не попасть под стрелы Эзме и Тео. Они шли обратно в сторону дома. Поднявшись на мостик, перекинутый через ручей, герцог остановился, положил руки на перила и стал смотреть на водный поток. Джорджина сделала то же самое.
Перед ними по обоим берегам росли ивы. Они наклонились к воде и тянули друг к другу через поток свои тонкие ветви, как любовники, ищущие ласки.
Саймон понимал, что нет смысла начинать пустую светскую беседу, чтобы отсрочить неизбежное. Поэтому он сразу перешел к делу:
– Джорджина, я думаю, будет лучше, если мы расторгнем нашу помолвку.
Ее розовые губы приоткрылись, и она внимательно посмотрела на него.
– Что?! – наконец, выдохнула она.
– Я не могу жениться на вас.
– Нет! Вы можете!
– Мне очень жаль, но не могу.
– Почему?!
Саймон пытался говорить нежно:
– Мне, правда, жаль, но я не люблю вас.
– Ох. – Джорджина выдохнула, казалось, с облегчением, и ответила таким же нежным тоном, поглаживая его руку: – Все в порядке, Трент. Я тоже не люблю вас. Но такая мелочь не может помешать нашему браку.
Ее слова ошеломили его на мгновение, но он быстро пришел в себя.
– Вы не понимаете. Я не хочу вступать в брак без настоящего чувства.
– Почему нет?
– Просто нет, и все, Джорджина!
– Если это так, почему же тогда вы сделали мне предложение?
Ну что же, похоже, она действительно не знала почему. Саймон долго испытующе смотрел ей в глаза, а потом сказал полуправду:
– Твой отец считал, что это будет отличный союз. Он сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Тогда. Но сейчас все изменилось.
Саймон закрыл глаза и вспомнил, как барон изрыгал свой яд на его родных. И как его братья потребовали, чтобы он не шел на компромисс со своей моралью ради их спасения.
Джорджина обдумала его слова и спросила:
– И что же произошло? Почему вы передумали?
Ее реакция была гораздо менее эмоциональной, чем он ожидал. Видимо, он совсем не знает и не понимает эту леди.
– За последние несколько недель я понял, как важно, чтобы рядом с тобой был именно тот, кого ты любишь.
Джорджина прищурилась.
– Есть кто-то еще? Видимо, любовница? Моя мама учила меня, что я не должна запрещать своему мужу иметь любовниц. Долгие годы она прекрасно ладила с отцом, зная, что у него есть другие женщины. Она говорила, что это даже хорошо, если у него есть кто-то для физического удовлетворения. Это снимает с нее бремя отвечать на его нежеланные домогательства.
Саймон старался, чтобы на его лице не отразилось все, что он думал об отношениях лорда и леди Стенли. Он вспомнил, как его родители ругались из-за этого. Всякий раз новость об очередном возлюбленном глубоко ранила их души. К тому времени, когда умер отец, на сердцах их уже не осталось живого места. Саймон с трудом мог смотреть на родителей. Он физически чувствовал их боль.
