Сесилия Ахерн - Год, когда мы встретились
И когда я вижу специально воссозданный пейзаж – как в Коннемаре, с оградой из камней и фургоном, – призванный передать идею традиционного летнего отдыха в Ирландии, я понимаю, что близка к цели. Все поле усыпано колокольчиками, они расстилаются голубым ковром, и взгляд скользит по нему дальше, вдоль каменной стены, к зеленому топкому берегу и озеру… Вот он. Санди стоит в дверях фургона, который врос в землю, точно приехал сюда в шестидесятые годы да так и остался. Дверь открыта, ветерок играет цветастой занавеской.
Останавливаюсь перед калиткой.
– Fáilte[7], Джесмин, – говорит он с застенчивой улыбкой, и я тоже порядком волнуюсь.
Потом смеюсь.
– Заходи, – приглашает Санди, я толкаю калитку, и она открывается с громким скрипом, как будто пропускает меня в сказочный мир. Иду по тропинке среди высоких пурпурных цветов. Одуряюще пахнут вербейник и кремовые соцветия таволги. И платье у меня тоже в цветочек – на нем полыхают ярко-красные маки. Сквозь аромат таволги пробивается острый пикантный запах, и я догадываюсь, что это дикий чеснок.
Подхожу ближе, и он видит здоровенную шишку, которую оставила сковородка доктора Джеймсона, берет мое лицо в ладони, и вид у него одновременно встревоженный и сердитый.
– Что это?
– Несчастный случай.
– Кто это сделал? – Лицо у него темнеет от гнева.
– Доктор Джей. Это длинная история…
– Что?
– Ну, так вышло. Из-за письма… – Я прикусываю губу.
Он улыбается и качает головой.
– В жизни не видал таких психов, как вы трое… – Он ласково целует мою ссадину. – И в жизни не видал никого, похожего на тебя. – Он берет мою руку, нежно проводит по ладони большим пальцем, и по всему телу у меня пробегает дрожь. Мы заходим в фургон, и я вижу накрытый к обеду стол.
– Ты всех своих подопечных так обхаживаешь?
– Зависит от комиссионных, которые я за них получаю.
– Могу себе представить, что ты делаешь для тех, за кого и правда прилично платят, – усмехаюсь я. – Хотелось бы мне получить эту работу!
Он так на меня смотрит, что у меня сердце готово выскочить из груди, но я пытаюсь как-то успокоиться. Мы садимся за откидной стол, и наши колени соприкасаются.
– Итак, я решил, что на сей раз мы встретимся не у тебя дома, а на моей территории, и я покажу тебе, как живут там, откуда я родом.
– Санди, это чудесно. И очень приятно.
Он краснеет, но продолжает, как радушный хозяин:
– Чтобы ты прониклась духом моего дома, я хочу угостить тебя тем, что ел в детстве. – Открывает контейнеры. – Черная смородина, лесная клубника. Мы их собирали, и бабушка варила варенье. Яблочный пирог. – Достает пластиковые коробки, одну за другой. – Чесночный соус и горячий ржаной хлеб.
У меня текут слюнки.
– Ты что, сам все это приготовил?
Он смущается.
– Да, но по бабушкиным рецептам. Надежным и проверенным. Мама готовить не умеет абсолютно. Так, что тут у меня? Сэндвичи с соленым огурцом.
– Ого!
– Я рад, что ты одобряешь. Да, мама безнадежна в плане готовки. Меня растила бабушка, она суровая дама. Переехала к нам с Аранских островов, когда мама была мною беременна. Но сердце ее осталось там, на островах, и она страшно по ним скучала. Мы с ней ездили туда при каждой возможности.
– Она еще жива?
– Нет.
– Мне жаль.
Он молча продолжает распаковывать еду.
– У тебя здесь так уютно и спокойно – не то что у меня было в последнюю нашу встречу. Ты прости, что так все вышло…
– Не за что извиняться. Это мне жаль, что все на тебя напали. Та девушка, Джейми, которая пришла вместе с Хизер, она сказала, что для тебя это будет сюрприз. Я подумал, может, ты обрадуешься.
– Чему, интересно, я могла обрадоваться?
– Я не слишком хорошо тебя знаю, Джесмин. Но хотел бы узнать получше. – На сей раз он не краснеет, только озорно блеснули зеленые глаза. – Как твой бывший?
– О боже, Санди. Мне так неловко, прости меня… правда.
– Да что ты извиняешься. Мы же не… у нас ничего не было…
Но я понимаю, что он обижен.
– И за собеседование тоже прости. – Прячу лицо в ладонях. – Как-то неудачно складывается с самого начала, если я только и говорю «прости меня».
– Я понимаю. Понимаю, что ты хотела поехать за Хизер. Просто надо было мне об этом сказать. А то я звонил тебе, звонил. Я бы постарался перенести собеседование на другой день.
– Да, я знаю. Но тогда я не могла придумать, как бы тебе об этом сказать.
– Сказала бы правду, – небрежно пожимает он плечами.
– Ладно. Ты прав. Извини.
– Хватить извиняться.
Киваю.
– Может быть, ты попробуешь подыскать мне еще какую-то работу? – робко интересуюсь я. – Я вообще-то не такая уж безответственная.
– У меня для тебя есть отличное предложение.
– Правда? – радостно удивляюсь я.
Он перестает раскладывать еду по тарелкам и пристально смотрит мне прямо в глаза.
– Как насчет зеленоглазого брюнета ростом метр восемьдесят шесть, на носу веснушки, родом из Коннемары? Один на миллион. На самом деле один на четыре миллиона семьсот тысяч.
У меня перехватывает дыхание.
– Беру.
Он наклоняется ко мне и целует меня – долгим восхитительным поцелуем, о котором я так давно мечтала.
– У тебя локоть в банке с вареньем.
– Я знаю, – шепчет он.
– И ты не метр восемьдесят шесть.
– Ш-ш, – шепчет он и опять целует меня. – Никому не говори.
Мы смеемся и слегка отодвигаемся друг от друга.
– Ну что, теперь моя очередь просить прощения, – говорит он, ласково перебирая мои пальцы. У меня не такая уж крошечная ручка, но в его ладони она кажется детской. – Прости, что так долго не решался…
– Сделать шаг?
– Да. – Он заглядывает мне в глаза. – Я вообще довольно скромный парень, – признается он, и я ему верю. Для человека, настолько уверенного в себе в том, что касается работы, он удивительно застенчив с девушками. – Я использовал работу как предлог, чтобы видеться с тобой. Мне все не хватало смелости, и каждый раз как я уже готов был признаться, что-нибудь обязательно происходило. А вообще я редко напрашиваюсь к тем, кому ищу работу, домой на ужин.
– Или помогаешь им установить фонтан.
Он смеется.
– Точно. Или шпионить за соседями.
– Это тебе блестяще удалось.
– Я всегда готов сразиться за справедливость, – кивает он, и мы оба смеемся. – Твой бывший бойфренд подтолкнул меня к действию.
