Подземелье - Катрин Сальватьерра
— Уже час ночи, — сказал он. — Я так устал за сегодня, что не могу больше.
— Пойдем. Мне тоже лучше выспаться.
Они шли по слабоосвещенному коридору, в котором звучали отголоски музыки.
— Завтра привезут плитку, которую ты выбрала. Даже не верится, что Новый год мы будем встречать в нашем доме.
Кристина отметила, что почти завершившийся ремонт дома не вызывал у нее прежней радости. Она начала думать, что поторопилась с этим предложением, но вспомнила, зачем изначально все это затеяла.
— Дети будут счастливы, — сказала она.
Артем странно посмотрел на нее, но промолчал.
Они зашли в гостиную, где было гораздо теплее, чем в коридоре, и Артем сразу бросил на кресло свою толстовку. Он рухнул на диван и, устало вздохнув, вытянул ноги. Кристина села рядом и только тогда почувствовала, как усталость разливается по телу.
— Будешь чай? — спросил Артем.
Кристина покачала головой. Комнату освещало только несколько свечей, зажженных у портрета Романа Константиновича. Несколько минут она вглядывалась в его спокойное лицо.
— Сколько тебе было лет, когда твой отец построил это место?
— Двенадцать.
— И ты с двенадцати лет живешь под землей?
Артем пожал плечами.
— Это не так страшно, как кажется.
— Нет, но… Знаешь, я одновременно восхищаюсь твоим отцом и злюсь на него. То, что он создал здесь, просто невероятно. Он помог стольким людям… Но почему-то мне кажется, что он забыл о собственном сыне.
— Не надо, Кристина. Это все давно позади, и я не злюсь на него. Он сделал то, что считал нужным. И он был прав. Мне пора было взрослеть.
— В двенадцать лет?
— А разве тебе не пришлось повзрослеть еще раньше? Разве твой отец не оставлял тебя одну чуть ли не с рождения?
Кристина опустила взгляд.
— Поверь, нам еще повезло, — сказал Артем. — Время было такое, и я видел детей, которые прошли через ад. Целая эпоха сломанных судеб. И для многих она все еще тянется.
Кристина вновь взглянула на портрет.
— Как думаешь, чего бы он хотел?
— В смысле?
— От нас, от этого места. Твой отец создал Подземелье, чтобы бороться с несправедливостью, а теперь? Хотел бы он, чтобы мы продолжали его дело?
Артем усмехнулся.
— Бороться с несправедливостью… Мне кажется, больше всего он хотел просто заткнуть свою совесть. Да и не важно, чего он хотел. Он уже втянул меня в это, как и Чеко. Ты не представляешь, как сильно я был против. Я почти ненавидел его. Если бы я мог выбирать, я бы переехал в Питер, занялся бы живописью… Моя мама была оттуда, и я всегда об этом мечтал. Но ни я, ни Чеко не знаем другой жизни, и речь уже даже не о борьбе со злодеями вроде Шейха, хоть в такие моменты мы и чувствуем себя героями… Теперь это просто стиль жизни, просто работа. Когда мы беремся за такие дела, как теперь: пытаемся поймать женщину на измене, мне кажется, что мы обыкновенная компания, которая старается удержаться на плаву. Где-то у ее истоков была великая идея, а сейчас нужно адаптироваться к новым условиям и зарабатывать деньги…
— Получается, в работе Подземелья больше нет смысла?
Артем пожал плечами.
— Я слишком устал, чтобы думать о смыслах. Я просто работаю.
В ту ночь, когда они легли, Кристина долго не могла уснуть. Комок из противоречивых чувств вертелся внутри нее и не давал мыслям успокоиться. Она то вздыхала, думая о том, что Подземелье, каким его создал основатель, погибает, то загоралась, вспоминая появление Чеко и предвкушая встречу с ним на следующий день, то с нежностью прокручивала в голове рассказ Лены (она просила называть себя только так) о маме, то впадала в уныние при мыслях об исчезновении отца. Наконец, даже не поняв, что уже спит, Кристина снова шла по лесной тропинке, снова проходила мимо того места, где Чеко учил ее стрелять. Она шла, тяжело и шумно дыша, зная, что произойдет. Как и прежде, ледяная рука выросла из-под земли и схватила ее за ногу. С отчаянным криком она провалилась и резко открыла глаза.
Часы показывали пять утра. Артем спал. Кристина устало перевернулась на другой бок, попыталась снова уснуть, но с раздражением отбросила одеяло и встала с кровати.
Еще не рассвело, и тонкий слой первого снега слабо сиял в темноте. Кристина зачарованно шла по тропинке и остановилась, завидев вдали силуэт. Он заметил ее и застыл в ожидании. Она подошла и разглядела лицо Чеко.
— Это ты!
— А ты ожидала кого-то другого?
Кристина покачала головой.
— Почему ты здесь?
— Не мог уснуть из-за разницы во времени.
Они медленно пошли вглубь леса.
— А ты?
Кристина вздохнула.
— Не знаю…
Чеко остановился и вгляделся в ее лицо.
— Что случилось?
— Ничего. Просто кошмары вернулись. Скажи, тот парень, которого… я убила… Ты закопал его вон там? — она махнула рукой в сторону поляны, которая ей снилась.
Ей показалось, что Чеко вздрогнул и изменился в лице. Она попыталась лучше разглядеть его, но было слишком темно.
— Почему ты спрашиваешь? — спросил он.
— Мне снится это место. Отец зовет меня туда и проклинает. Ругает за то, что я натворила… А ты ведь знаешь, что я натворила. Тот парень…
Чеко остановил ее, мягко коснувшись ее щеки рукой в перчатке.
— Забудь об этом. Это просто сон, Кристина. Лучше тебе вообще не гулять по лесу, иначе кошмары будут продолжаться. Знаешь ведь, как бывает: когда что-то делаешь каждый день, потом это же и снится.
— Думаешь?
Чеко кивнул.
— Холодно сегодня. Давай вернемся и выпьем кофе. Я тебе привез шоколад из Мексики.
Чеко проводил Кристину до гостиной, потом ушел и вернулся с двумя кружками кофе и подарочным пакетом. Кристина заглянула в пакет и достала маленькую красиво запакованную коробку.
— Это шоколад по рецептам ацтеков. Немного необычно, но тебе понравится. Предупреждаю, ешь медленно.
— А в чем подвох?
— Ты поймешь, когда попробуешь.
Кристина пожала плечами и взяла одну конфету. Она откусила маленький кусочек и подержала его во рту, чтобы распробовать. Ей сразу же стало ясно, о чем он говорил. Шоколад, как бы это странно ни звучало, и сам был таким как Чеко: ударно горьким в самом начале, потом жгучим, так, что сковывало язык, но напоследок, пока он медленно таял во рту, раскрывался насыщенный глубокий вкус, такой неповторимый, что несмотря на всю горечь и остроту, хотелось откусить еще.
Чеко улыбнулся, наблюдая за реакцией Кристины.
— Я знал, что ты оценишь.