Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Потому что каждая близость с Барсом, как и говорили французы, это моя маленькая смерть.
Он делает еще десяток стремительных фрикций… и я выпадаю в финальную агонию, где-то на задворках сознания отмечая, что мои сокращения совпали с его пульсацией…
Разлетаюсь на ошметки, готовая плакать от нашего единения.
Но Таривердиев накрывает меня собой, опускаясь на постель, и гасит взбаламутившую нутро тихую непрошенную смуту ощущением тотального умиротворения.
Крошечными глотками возвращаю расплесканное самообладание.
Когда-нибудь… помоги мне, Боже, я научусь облекать суть этой крышесносной энергии, которая ширится меж нами, в словесную выраженность.
49. Лус
Барс устраивается боком и мягко разворачивает меня лицом к себе.
Протяжный удар сердца.
Всматриваемся друг другу в глаза. У него — шальные, задорные и совсем капелюшечку тревожные.
— Ты как?
Опускаю ресницы и слабо киваю, мол, в порядке, тихо зеркаля:
— А ты?
— Не определился еще, — рывком откидывается назад, распластываясь звездой на кровати, и я приподнимаюсь на локте, чтобы видеть его. — Сука, всегда думал, что фанаты куни двинутые. Кто ж знал, что это правда, и такая прелюдия реально и для мужика делает секс намного ярче и острее. Меня аж коротнуло, когда я языком почувствовал, как ты кончаешь. Чуть не отстегнулся вхолостую…
Ну… я жива. Не умираю от кусачего смущения после такого откровения, и на том спасибо, да? Взрослые люди и всё такое. Привыкаю, как и договаривались изначально.
— Бля-я-ядь… — тянет со смешком и растирает ладонями щеки, будто не может прийти в себя, а потом ловит мой слегка потрясенный взгляд, — голова пустая, Шипучка, веришь? В жизни не вкладывался в секс эмоционально до такой степени, чтобы потом хапнуть звенящую пустоту. Люди годами херачат медитации, крутятся, совершенствуются, постигают дзен, а мне… — смеется заразительно и перетаскивает меня на себя, приглаживая выбившиеся прядки за мое пылающее ухо. — А мне всего лишь надо было трахнуть собственную жену.
Да, сегодня он был другим. Или собой? Отпустил заслоны, взял, как хотел. Считаю, это здорово.
— Не пойму, мне начать оскорбляться или чувствовать себя всемогущей? — всё-таки возмущаюсь похабной формулировке и грозно хмурю брови в риторическом вопросе.
Щелкает меня по носу и коротко чмокает в губы. Я чувствую его, выраженный вкус своего секрета. Это странно. И ничего больше — ни отвращения, ни отторжения.
— Рада, что тебе весело, — фыркаю и ерзаю на нем в попытке встать. — А теперь отпусти, я хочу в душ.
Оставляю Таривердиева наедине со своими мыслями и открытиями. У человека когнитивный диссонанс во всей красе, и меня это немного смешит. Хотя у самой внутри пока клубок спутанных ощущений.
Пожалуй, единственный минус нашей близости — это необходимость смывать с себя биологические жидкости после нее. Я перешла на таблетки по просьбе Барса — практичнее, технически нам теперь ничего не мешает заняться сексом в любую минуту. Так это обосновал он. А я… вижу здесь нечто большее. Еще одну ступень доверия.
Когда возвращаюсь в комнату, застаю Таривердиева за столом у панорамного окна. Он разливает шампанское с довольно эпичным выражением лица — будто ну никак не может дать оценку произошедшему.
Подхожу бесшумно и обрамляю его щеки ладонями. Глубокий крепкий поцелуй действует безотказно, и вот уже мужские губы изгибаются в ленивой чувственной улыбке.
— У кого-то нехилый откат, — дразню, присаживаясь, и отправляю в рот одну из закусок.
Он только усмехается в ответ. Да и вообще какой-то удивительно расслабленный, я никак не нарадуюсь этому его состоянию. Хочется, чтобы отдыхал почаще, не загоняя себя.
— За твое здоровье, — чокаемся, переливчатый звон стекла раздается по помещению эхом.
Выпиваем до дна, подначивая друг друга озорно поблескивающими взглядами.
Под клошами оказываются отлично прожаренные стейки, которые мы с нескрываемым аппетитом уничтожаем за разговором.
— За твою карьеру, — предлагаю второй тост.
Господи, если бы эта пушистая сволочь только могла представить, как я счастлива за него… Меня просто распирает. Эта новость стала подарком наряду с сюрпризом, который устроил.
— За успешную потерю оральной девственности, — скалюсь провокационно, толкая третий тост. — Чин-чин!
После дозы игристого смущение окончательно испаряется. Мы много шутим, смеемся. Приговариваем вторую бутылку, припасенную в маленьком холодильнике. Я в какой-то момент перекочевываю к нему на колени, потому что мне становится жизненно необходимым распробовать пузырьки и на его языке, чтобы убедиться, что они такие же прикольные, как на моем.
Парадокс, но Барса развезло сильнее, чем меня.
Я вновь набираю ванну, он перемещает к ней ведерко со льдом и третьей бутылкой.
Выключаем свет и устраиваемся в горячей воде. Неспешно потягиваем алкоголь и любуемся огнями ночной столицы. Нападает вселенская безмятежность.
Чистый кайф — лежать спиной на мощной груди и нежиться в пахучей пене.
Я откладываю пустой бокал и отказываюсь от еще одной порции. Не желаю пьянеть, мне достаточно и легкого шума в голове.
Хочу сказать, как благодарна за вечер. Как важно его внимание. Как бесценен жест.
И не могу. Открываю рот — и захлебываюсь первым же звуком.
Какой-то мутационный вид беспомощности перед собственными чувствами.
Барс размеренно поглаживает мое плечо, ведет ниже, добирается до ладони и перебирает пальцы под водой.
Опускаю веки.
Он сейчас до одури нежный. Родной такой.
— А как ты провернула фокус с пальцем, когда порезалась? Он же не мог зажить за ночь… Я забываю спросить.
Хорошо, что он не видит моего лица со вспыхнувшей улыбкой Гринча.
— Пожалуй, это единственный раз, когда мне не пришлось ничего делать, — вспоминаю ту давнюю историю. — Я же говорила тебе, всё проще, чем кажется. Ты перепутал руку. На мою удачу. Разоблачение висело на волоске, я испугалась. Но обошлось… до твоего следующего приезда…
Хмыкает весело.
— Кстати, что там Вика… Кети? Викентия твоя. Ты ни разу не упомянула о рыжей.
Мгновенно холодею от вопроса, и больно-пребольно пульсирует рана в груди.
— Она… хорошо, — тяжело отвечать. — Наверное. Замуж вышла, с мужем на юге живут.
— Наверное?.. — выхватывает суть. — Не общаетесь, да?
— Угу… не общаемся…
Следует тактичная пауза.
Таривердиев не настаивает, но я осознаю, что хотя бы минимальное объяснение дать нужно, как бы неприятна ни была мне эта тема.
— Я ее подвела прямо перед свадьбой. Кети пришлось искать новую подружку невесты буквально за два дня до торжества. Мы тогда разругались, и я поклялась, что тоже не стану поддерживать ее в самый важный день, раз… раз сама она отказывается понимать важные для меня вещи. И, в общем-то, я не пошла. С тех пор ни слова друг другу не сказали.
— Не хотела понимать, почему ты балуешься запрещенкой? — он участливо сжимает мои пальцы, а я молчу, поскольку всё и так ясно. — Я тоже не вдупляю, Шипучка… На что ты надеялась, какие ответы искала в наркоте? Это охуеть какая дурость. Думала, попробуешь — и эврика, тебе откроются мотивы поступков отца? Как себе представляла этот блядский эксперимент? Что вот прямо сразу по итогу сможешь сказать: да, оно того стоило, он не зря проебал своего ребенка и свою жизнь. Или, наоборот, созреет неутешительный вывод, что оно того не стоило, ничего особенного в этом нет? И что дальше? За чем именно ты гналась, а?
— Я не знаю, — выдаю сдавленно. Сползаю по его телу вниз и ныряю под воду с головой, забыв о том, что не собиралась мочить волосы. Убегаю от себя с диким отчаянием, но вскоре кислород заканчивается, и я спешу на поверхность, шепча с надрывом:
— Эта тупая безысходность в какой-то миг накрывает тебя панической потребностью сделать всё… абсолютно всё…
Жадно дышу, стирая капли с щек, сердце заходится в жутком тахикардическом приступе. Флешбэки безжалостно мелькают перед глазами, наводя суету в сознании.
