Знаки внимания (СИ) - Шатохина Тамара

Мы виделись утром и вечерами, засыпали в одной постели и вместе завтракали и ужинали — это уже была семья, хотя до свадьбы дело долго не доходило. Слишком занята была я — опять прогоняя себя через два курса за год, слишком занят был и часто отсутствовал он, улетая в командировки за кордон. Мы отложили роспись на эти два года, и получилось так, что за это время Георгий, в конце концов, пересмотрел свое отношение к такому яростному зарабатыванию денег.

— Жизнь проходит мимо, а я только сплю с тобой, хотя и сладко сплю, — лукаво улыбался он, — и когда же наступит это привыкание, а, Катюша? Но эти два года… хватит с меня. Нам не хватает времени на самое главное. Я хочу детей и ты тоже. Тогда для чего и ради чего все это? Я же все понимаю, и ты понимаешь тоже — все дело в мужском самоутверждении. Ну так я доказал себе и всем вокруг, что способен и могу, но я и теряю при этом, мы теряем… Завтра подаем заявление и расписываемся, а свадьба… будет свадебное путешествие. Мы поедем туда, куда ты захочешь, выбирай — может, кругосветка? Ты любишь море.

Я любила и люблю море, но и знала, как сильно Георгий скучает по Саше. Мальчик рос и их разговоры по скайпу, да пара коротких встреч за эти годы — этого было мало. Поэтому, расписавшись, мы поехали в Израиль и жили тут уже две недели — у Лены с Мишей, в их доме — широком одноэтажном здании невзрачной архитектуры и очень удобном для проживания. За это время побывали во многих знаковых местах, посмотрели все, чем только славилась эта страна.

Лена не работала — вся была в семье и детях — у них с Мишей недавно родился еще один мальчик. Георгий не платил на Сашу алименты — в них здесь не нуждались, но собирался участвовать со временем в его учебе — полностью оплатить ее. И это не обсуждалось, несмотря на протесты хорошо обеспеченных Гройцманов — Лена считала, что деньги от продажи марки, которые гарантируют в будущем полное излечение Саши, искупают и возмещают все. Но мы тоже крепко становились на ноги, и Георгий уже мог планировать и просчитывать будущее нашей семьи. Бюро Дикеров постепенно преобразовывалось в предприятие, укрупняясь и расширяясь, и должность помощника директора по безопасности ждала Георгия. Его знание языков тоже должно было пригодиться в будущем — когда речь пойдет уже о продажах. Мы все были оптимистами и верили в успех.

После Израиля мы собирались возвращаться в родной город и на знакомую работу. Нужно будет покупать квартиру, устраиваться, но это приятные хлопоты. Если же со временем случится мой декрет, то этот момент тоже был обговорен с работодателем:

— Так ваш мозг, Екатерина Николаевна, должен исправно функционировать и во время беременности. Я очень сильно надеюсь на такое. Мы с Ирочкой ни в коем разе не собираемся заставлять вас перемещать тяжести, — посмеиваясь, обещал он мне.

Мы уже мечтали о спокойной размеренной жизни, свободных общих выходных, встрече с друзьями и хорошими знакомыми, которых оставили, уехав в Москву. А Георгий — еще и об охотах, на которые его упорно заманивал папа, подарив на день рождения какую-то очень дорогую и надежную двустволку. Она дожидалась будущего охотника в Будве, где так и жили папа с мамой — тихо, мирно и спокойно, насколько я знала. Бабушка ждала нас, готовя комнату для временного проживания новоиспеченной семьи Страшных… сильно страшных — довольно ворчала она в телефон.

Солнце склонялось к горизонту, пора было уезжать от моря, но Георгий огляделся и предложил:

— Мишка всучил палатку и посоветовал встретить здесь рассвет. Говорит, что море тогда алое с серебром и… в общем — это обязательно нужно видеть. Ты хочешь? Катя… — мягко протянул он мое имя, так, как не произносил его больше никто и никогда: — У меня с собой гитара… ты хочешь тот романс? Я уже могу, мне теперь не придется болеть им — ты больше не прогоняешь меня, — хитро щурился он, — и еще в нем есть… одно очень интересное предложение.

Я неуверенно оглянулась вокруг.

— А это не опасно? Пустынное место, мало ли…?

— Миша говорит — совершенно безопасно. В городке рядом стоит воинская часть и ничего такого… Смотри, — показал он, вытянув руку: — вон тоже палатки.

Километрах в двух от нас действительно — стояли две небольшие палатки — почти у самого уреза воды. Георгий встал и пошел к машине, получив мое согласие на ночевку. Скоро, устроившись на покрывале, мы сидели у подобия маленького домика с приподнятыми из-за жары стенками и ужинали тем, что собрала для нас Лена. Солнце уходило…

— А вдруг — опять зеленый луч? — размечталась я.

— Это было бы просто сказочное везение. Катюша, давай уберем все, освободим покрывало.

— Потом, — лениво потянулась я, а он прошелся взглядом по моему наряду, купленному когда-то в Будве — короткому батистовому платью на пуговках и с длинными рукавами. Я всегда надевала его на пляж, чтобы не обгорали на солнце плечи. Белый купальник просвечивал сквозь тонкую ткань, а Георгий исходил слюной (как выражался папа), когда видел меня в этом наряде.

— Нет, дорогая моя, сейчас, — мурлыкнул он, — я же говорю — сейчас будет романс, а в нем — намек. Нет — предложение, просьба…

Когда солнце нырнуло в море, так и не порадовав нас экзотичной зеленью, но подарив густо-розовый оттенок постепенно темнеющего неба, прозвучал первый аккорд и удивительный бархатный баритон Георгия, а я как всегда зачарованно замерла. Да — это была по-настоящему тяжелая артиллерия, действующая на меня убийственно и безотказно:

Хочу тепла, хочу огня в твоих глазах,

Хочу тот самый взгляд, перевернувший душу.

Назвать своей хочу, прогнав трусливый страх,

А я ведь так боюсь, я так позорно трушу!

Не прогоняй! Дай только губ коснусь твоих,

Проникнусь их теплом, душой отогреваясь,

Он все решит для нас — щемяще нежный миг,

Создаст наш мир, что для меня желанней Рая!

Не прогоняй меня!! Позволь зажечь пожар,

Раздуть угли, согревшись вместе на рассвете,

Дай страшный голод утолить, почувствуй жар

Тот, от которого родятся наши дети!

Не прогоняй!!! Вот в этот самый хрупкий миг,

Творя вселенные и подтверждая вечность,

Моя любовь зовет тебя, поет, кричит..!

Не прогоняй… в ее поверив… бесконечность…

Резко наступившая тишина звенела в ушах…

Мой муж отложил гитару и осторожно опустил меня на покрывало, заглядывая в глаза. Стер пальцами слезы со щек, поцеловал их следы.

— Катя… ты поняла намек?

— Что тут непонятного? — шептала я, все еще находясь под впечатлением от этого крика души — самого прекрасного и весомого изо всех знаков его внимания, — я сегодня не принимала таблетку.

— Ну…, тогда — с Богом? — потянул он платье с моего плеча, а я помогала ему в этом, поднимая руки и выгибая спину.

— Соленая… — шептал он в почти полной уже темноте, опускаясь поцелуями по шее к ключицам. Резко перевернул меня на живот, заставив всхлипнуть от неожиданности, и припал поцелуем к моему затылку — его фетишу и наваждению.

— Катя… я голодный… легко и быстро не будет.

— Тяжело и долго… да, — соглашалась я, сама устав от осторожности и режима тишины в чужом доме. Подобралась и изогнулась от прикосновений его губ к спине, плечам… резко выдохнула и развернулась, притягивая к себе своего мужчину.

Над Мертвым морем плыла ночь, а мы творили новую жизнь, надеясь и веря в нее. Южное небо мягко светилось миллиардами звезд, немыслимо ярких и непривычно близких…

Мечты сбываются. Нет ничего невозможного, как нет и случайностей. Свою жизнь и жизнь окружающих нас людей мы творим сами. И спонтанно принятое решение, продиктованное сочувствием или долгом, или случайное движение руки, сунувшей клочок бумаги за подкладку, может сделать счастливыми или несчастными многих и многих людей.