Джилли Купер - Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1
– Итак, капюшон откинут. Ласки маленького розового бугорочка всем женщинам доставляют наслаждение. Это так восхитительно. Аббат снимет все ее напряжение, все ее страхи и даст ей нежнейшие ощущения.
– Ах ты ублюдок!
Спина Флоры выгнулась дугой, застыла.
– Тебе хорошо? – пропел вполголоса Раннальдини, нежно прижимая ее к своей груди и поглаживая волосы.
– Блаженство, но так ломает.
– Вначале так всегда. Завтра ты станешь маленькой монахиней, которую застукали за дурным поступком.
– А ты будешь аббатом «Валгаллы», который прикажет меня сечь. Чертовски похоже.
Не в силах выпрямиться, Флора рухнула на колени, расстегнула его ширинку и погрузила лицо в пахнущие пудрой волосы, выбивающиеся из-под тесных трусов, в то время как его мощный мужской орган выскакивал как чертик из коробки.
– О-о-о-о-о, – вздохнула Флора.
Но, почувствовав ее язык, Раннальдини отшатнулся.
– Я хочу в тебя войти.
– Как жаль, а я хотела его съесть. – Тут же она испугалась, что он ее ударит.
– Смотри не обмочись.
Положив ее спиной на каменную скамью, Раннальдини грубо раздвинул губы и одним движением вошел в нее.
– А-а-а-а-а-а-ах, сладко, – закричала Флора, начав извиваться.
Она привыкла иметь дело с перевозбужденными одноклассниками. Владевший собой Раннальдини мог бы служить в качестве метронома. Ритм был неумолимо точен.
– Не закрывай глаза, – потребовал он, склоняя над ней лицо. – Я хочу наблюдать за тобой во время оргазма. Еще не устала?
– Я занималась бы этим, сколько угодно. Хоть еще десяток раз.
Ах, эти глубокие мягкие толчки, от них невозможно отказаться.
– Для извращенца ты слишком хорошо трахаешься. Хотя эта скамья тверже, чем ты... Но в зрелом размышлении, возможно, она... О, Раннальдини, о...
После недельного отстранения от занятий в школе Флоре было разрешено присутствовать на выпускном бале благодаря заступничеству лучшего ученика Вольфи Раннальдини перед Сабиной Боттомли.
За два дня до этого праздника Флора, по предположениям знакомых, собиравшаяся позаниматься музыкой с Раннальдини, на самом деле сидела на трехспальной кровати в башне, растирала маэстро детским кремом, а он заканчивал решать кроссворд.
– Вот, хррошо. Глубже, глубже. Ты способная девочка.
Потом он стал зачесывать назад ее лобковые волосы.
– Ты прелестна, как роза. Жду не дождусь, когда тебя побрею.
– Ты что, бреешь всех своих женщин?
– Как правило. У Сесилии такие заросли, как борода у Бернарда Шоу.
– Ты просто декадент. Выпустил бы настольную книгу о своих женщинах «Клиторы на любой вкус». Меня не стоит брить до бала выпускников. Представляешь выражение лиц, если нам придется купаться нагишом?
– Ты на него не поедешь.
– Я должна. Мне страшно за Вольфи. Ведь я ему еще два месяца назад обещала. Не могу оставить его одного с друзьями. Я ненадолго, и мы расстанемся до того, как он о тебе узнает.
– Если ты туда поедешь, ко мне можешь не возвращаться.
Это было первое проявление характера Раннальдини. Она знала, что уступать нельзя. Но ужаснулась тому, насколько это трудно.
Уговорив Джорджию приобрести изящное черное платье с блестками, чтобы надевать самой, Флора с трудом его натянула, изведя полпакета средства для похудения, день она провела в мольбах о смерти.
«Нам бы обеим об этом молиться», – думала Джорджия.
Мертвенно бледная Флора отчаянно сражалась с лишним на своей талии. Наконец платье стало по ней. Джорджия вешала свой жадеиновый кулон на шею дочери, и та вдруг спросила, не изменяла ли она отцу.
– Ну, конечно же, нет.
Джорджия убрала руки, и украшение повисло на груди Флоры.
– А папочка тебе никогда не изменял?
И Джорджия, прижав кулон большим пальцем, ответила:
– Конечно же, нет.
– Как скучно, – сказала Флора. – Брак похож на тюрьму.
И тут ее мать разрыдалась, пробормотав, что плохо идет работа.
Поскольку Вольфи нанесли травму на встрече по крикету со сборной отцов, Гаю, как обычно, пришлось захватить дочь из «Валгаллы» на машине.
Раннальдини, вернувшийся после успешного исполнения «Десятой» Шостаковича, обрадовался, увидев Флору расстроенной. Но девическая кожа не пострадала от бессонных ночей, оставивших лишь темные круги под глазами, делавшие ее даже привлекательней. Он еще никогда ее так не хотел, но игнорировал.
Перед отъездом она, Вольфи и Наташа продефилировали при параде перед взрослыми.
«Как хорошо быть красивой и ехать на бал», – с тоской думала Китти.
Вольфи попросил отца завязать галстук. Сегодня вечером он вступал во взрослый период жизни и выглядел возмужавшим.
– Наше поколение уже не носит галстук, – заметила Наташа.
– Семейные традиции важнее, – подчеркнула Флора.
Когда отец поправлял и подтягивал галстук, Вольфи охватило чувство, что Раннальдини его придушит.
– Вы все выглядите ч-у-у-десно, – крикнула им Китти при выходе.
Постирав гору белья, Китти впала в депрессию, и не только из-за очередного медицинского заключения, что она не беременна, но и из-за того, что она по телевизору увидела Раннальдини и Гермиону, сидящих на трибуне у центрального корта.
Приготовив одежду для Наташи, улетающей завтра в Нью-Йорк, Китти встретила Вольфи все еще в смокинге. Подумав, что он пьян, она потом увидела его распластавшимся на кухонном столе и плачущим.
– Боже, я ненавижу отца.
Китти похолодела. Машинально наполнила чайник.
– Флора была весь вечер невозможна, – сказал Вольфи, вытирая заплаканные глаза. – Затем исчезла и вернулась сияющая. Я подумал, у нее что-нибудь женское. Она отказалась танцевать, идти в палатку, где якобы жарко, и все смотрела на звезды. И когда на площадку сел вертолет отца, возбужденно вскрикнула и побежала, сбрасывая сумочку, туфли и пиджак.
Ветер от вертолета поднял подол юбки Флоры, и последнее, что он помнит, это ее смуглые ноги и красные трусики бикини. Вольфи трудно было продолжать.
– Флора сходила с ума по Борису, – говорил он в отчаянии, – по Маркусу Кемпбелл-Блэку, и я думал с ними потягаться. Но как мне состязаться с собственным отцом, свалившимся с неба?
Вольфи был добрым, но так расстроился, что забыл, кому все рассказывает.
– У него связь с моей матерью, а ведь они разведены не один год, – горько продолжал он. – Когда мы были в Зальцбурге, папа, закурив, сказал: «Ты выглядишь очень привлекательно, Гизелла» – а мама стала вздрагивать. У него есть кто-то еще. Но зачем ему Флора?
Вдруг Вольфи сообразил, что чай уже льется мимо чашки.
– О Господи, Китти, прости меня. Я и сам не знаю, что говорю. Ты же знала, какой он ублюдок, когда выходила замуж.
