Татьяна Дубровина - Испить до дна
— Замечательно! — одобрил Алексей. — Такие и закажу.
— А ничего, что они немножко женские? Тебя это не смущает?
— А разве в этом доме не будет жить женщина?
— А разве будет? Интересно, кто это?
— Попробуй угадать...
Чтобы оформить заказ, Алексею пришлось-таки самому поехать в Москву. Заодно и разобраться с материалами последней экспедиции, которые как раз были присланы его друзьями.
И надо же было случиться такому, что именно в этот день прибыл долгожданный печник!
Мужичок был хоть куда, забавный до невозможности! Лет тридцати пяти, а может, чуть старше, загорелый не дочерна, а докрасна. Он был похож на индейца, но не настоящего, а на такого, какими их рисуют в детских книжках. Сходство дополняла повязка поперек лба, удерживающая длинные волосы. За нее были заткнуты, правда, не разноцветные перья, а шариковая ручка и остро отточенный карандаш.
Разговаривать попросту он, похоже, просто не умел — так и сыпал шутками-прибаутками, как будто какой-нибудь герой фольклорного фильма. И ходил пританцовывая. Гармошку бы ему в руки — и на смотр народного творчества!
В первую минуту Алена даже испугалась, когда он еще с порога безапелляционно заявил:
— Не протопишь — не погреешься. Живем не мотаем, а пустых щей не хлебаем, хоть сверчок в горшок, а все с наваром!
— Это вы о цене говорите? Ваш друг меня предупреждал, что дорого берете.
— Какова от пса ловля, такова ему и кормля, — с достоинством сообщил он. — Цыплят, хозяюшка, по осени считают, а день хвалят вечером. Работай до поту, так и поешь в охоту!
— То есть об оплате потом, да? Когда все сделаете?
— Не много думано, да хорошо сказано, — одобрил он. — Не колдунья, да отгадчица!
— Ладно, пошли фронт работ осматривать, умник! — И Алена повела его к развалинам старой печки, чтобы изложить свои пожелания.
Работал индеец-затейник, впрочем, споро и дело свое, видно, действительно знал. Оглядев, пощупав и перемерив железным сантиметром остатки старой печки, он вытащил из-за пояса тетрадку в клеточку, а из-за головной повязки карандаш. И быстренько набросал для Алены чертежик, или, на ее языке, эскиз будущего произведения, которое обещало быть еще лучше, чем печка ее детства.
— А конфорки будут? Я готовить люблю. — Алена нетерпеливо вертелась вокруг него, как будто он мог выложить ей печку прямо сейчас, тут же, на глазах. Посмотрел на каталог, выбрал нужное — и вот вам, пожалуйста, получите ваш заказик. — А стены все будут теплые? А поддувало у нас раньше выходило на две стороны, так и останется?
Индеец назидательно поднял к потолку указующий перст:
— Потерпи! Терпение да труд все перетрут!
И добавил присказку уже явно собственного сочинения, родившуюся, видимо, от большого презрения к современной электрической кухонной технике:
— «Мулинэксы» хоть гордятся — нам в подметки не годятся! Тили-тили, трали-вали, и на «Филипс» мы чихали! Встроенные плиты «Бош» — тьфу, от смеха упадешь!
— А рисунки изразцов у вас стандартные? — не успокаивалась она. — А то я могла бы и сама предложить.
Мастер недоверчиво протянул:
— Хвасталась бабуся, что купила порося!
— Спорим, могу? Показать, как я рисую?
После экскурсии в мастерскую печник здорово зауважал заказчицу и удвоил свое рвение, а соответственно и красноречие.
Он полез к потолку, чтобы проинспектировать остатки старого дымохода и не совсем обычное устройство трубы, чтобы в дальнейшем в точности воспроизвести его, а может, даже и усовершенствовать.
Алена стояла внизу, придерживая приставную лестницу.
— Чур меня, сатана! — вдруг заорал печник и резко отшатнулся от черного закопченного отверстия.
И оттуда прямо в комнату, как маленький жуткий дьявол, вылетела растревоженная летучая мышь.
Не привыкшая к свету, она, слепая, метнулась от стены к стене острым зигзагом и задела кончиком мерзкого перепончатого крыла Аленино лицо.
Девушка брезгливо вскрикнула и... непроизвольно дернула лестницу.
Мастер, и без того с трудом балансировавший на верхней перекладине, полетел сверху прямо на хозяйку, ругаясь многоэтажно, но столь же художественно.
Он обрушился на Алену всей своей тяжестью, так что она была оглушена: и болью, и неожиданностью, и суеверным ужасом от вида отвратительного летучего животного, которое тут же упорхнуло в распахнутое окно, так что оставалось загадкой — существовала тварь на самом деле или только померещилась?
А печник, кажется, здорово ударился и никак не мог подняться.
И пока на полу происходила вся эта куча мала, пока они приходили в себя и осознавали, что же, в сущности, случилось, — тут-то как раз и произошло самое страшное.
Вернулся Алексей. И фактически застал их лежащими в обнимку...
Что последовало за этим, Алена помнила смутно и обрывочно.
Ах да, Алексей с ходу, без всяких предисловий и выяснений, разорвал фирменную цветную упаковку, и на пол полились мягкие волны розового гардинного шелка:
— На, подстели себе, мягче будет! И тебе, и твоему хахалю. На голом полу и задницу занозить недолго!
Алена была так шокирована, что даже не возражала. А он принял ее молчание как признание собственной вины.
— Нечего возразить, а?
Возразил ему печник, встав и отмывая под рукомойником выпачканные сажей широкие ладони:
— Ума у тебя, видать, палата, да ключ от нее потерян!
Но Алексей игнорировал его замечание.
Он сейчас не был ни интеллигентом, ни романтиком, ни джентльменом. Превратился в рассвирепевшего озерковского мужика, застукавшего свою благоверную с соседом.
Уходя, печник пообещал на днях вернуться с материалами и инструментами, а Алене в сердцах посоветовал:
— Плюнь на него с высокой колокольни, хозяюшка. Словами жернова не повернешь, а олуха не научишь.
Но Алена и не пыталась повернуть жернов словами, так как подходящих слов у нее не было. Жернов вертелся, растирая в пыль все то хорошее, что было между ними. Зернам добра и любви, посеянным ими обоими, не суждено было прорасти и заколоситься — они были безжалостно смолоты, а мука развеяна по ветру.
— Сердцеловка! — кричал он, цитируя стихи знаменитого Алениного предка. И дополнял это определение совсем не литературными выражениями. — Да у тебя постоянно между ног чешется! С печником, надо же! Ну как же, сажа, такая экзотика! Это все равно что с негром! Негров, кстати, ты тоже вниманием не обходишь. Какой у них, расскажи, черный или розовенький, как ладошки и язык? Ты всех готова обслужить. Экономная! За печку собралась платить натурой?
