Светлана Нарватова - Искусство управлять людьми (СИ)
— А она знает?
— Что?
— Что ты к ней к комп заглядывал?
— Знает.
Игорь присвистнул.
— Она тебя не убила?
— А почему меня должна была убивать она?
— Ну как… Я бы тоже по головке не погладил, если бы кто-то залез ко мне в компьютер.
— Мужик, это компьютер! Обычная техника. Как телевизор или сидюк.
— Не скажи. Это техника индивидуального пользования.
— Не знаю. Мне, например, скрывать нечего.
— Что, даже порнухи нет? — ухмыльнулся Игорь.
— А чего ее скрывать? Не понимаю, откуда эта трепетная чувствительность? Я же не в почту залез. И не в «историю» браузера. И по папкам не шарил. Я что, совсем без понятий? Зашел на свой форум от нечего делать. А там ее ник.
— И что она?
— Ничего. С-сука!
— В смысле, промолчала?
— Как же. Как всегда в своем репертуаре. Ничего нового о себе я не узнал. Я же спортсмен. Читай: «слабоумный».
— И как ты собираешься дальше писать у нее курсовую?
— А никак. Как каникулы новогодние закончатся, напишу заявление.
— Думаешь, руководителя меняют на раз?
— А я передам его в правильные руки. И гуд бай, Марья Петровна.
— Ладно, с нею всё понятно. А ты чего так завелся? Ну, point. Ну, троллила. Так она тебя и на занятиях не слишком жаловала.
Рассказывать интимные подробности своих отношений с Горской Андрей не собирался. Никому.
— Даже сам не знаю. По дури, наверное. Давай замнем. Ты чего зашел-то?
— Да думал, пока клиенты отдыхают, своим курсовиком заняться. Надеялся, что у тебя какие-нибудь идеи появились. А ты, наверное, теперь эту тему совсем забросишь?
— С чего бы? Я курсовик не для Горской собирался делать, а для себя. Пусть утрется, королева звезд. В ближайшее время сяду и накидаю основные мысли. Я тебе позвоню.
— ОК. Ну, тогда с наступающим тебя Рождеством.
— И тебя.
Выговорился, и на душе стало легче. Вереин вышел из-за стола, пожал на прощание Игорю руку и проводил до двери.
В коридоре, у стены, стояла Верочка.
— Здравствуй, Андрей! Я хотела тебе отдать подарок на Новый Год, — промямлила она. — Ты тогда так быстро ушел с вечеринки…
Немного остыв, Маша пришла к выводу, что, наверное, всё не так плохо, как показалось на первый взгляд. У Андрея явно мозги расплавились от ревности. С одной стороны, конечно, такие безумные собственнические реакции кавалера — это ужасно. С другой — льстит, черт возьми. Если смотреть на ситуацию объективно, то у Андрея были основания. Если бы она сама заметила в его квартире бесхозную женскую вещицу, одной выеденной плешью дело бы не обошлось. Когда Вереин одумается и придет извиняться, она обязательно расскажет, что рассталась с Валерой.
Ситуация с компьютером была сложнее. Тут у Горской был пунктик. Возможно, дело в том, что в детстве она мечтала о чем-нибудь таком, что было бы только ее. В детской, которую она делила с братом, не существовало места для хранения секретов. Радовало одно: у брата такой роскоши тоже не было. Мама периодически наведывалась с целью проверки чистоты и порядка. У Маши отпечаталось в памяти, как были обнаружены первые Женькины презервативы. Первые ли? История о том умалчивает. Но брату тогда было в районе шестнадцати. Маша тогда еще не знала, что это были за серебристые квадратики и с чего шум. Ору было столько, будто он хранил дома бактериологическое оружие, а не средство предохранения от него. Со временем Маша поняла, что свои маленькие тайны она может хранить только у себя в голове. Потом на день рождения ей подарили сотовый. И часть трепетно оберегаемых секретов оказались в уязвимом положении. Обнаружив как-то свой телефон в руках братца, Маша ему чуть глаза не выцарапала. Объяснения Женьки, что он только хотел посмотреть, какие там есть игры, не помогли — сестра не разговаривала с ним целый месяц.
Горская нередко носила ноут на работу, поэтому ничего интимного на нем не хранилось. Если честно, до знакомства с Андреем ей и скрывать-то особо было нечего. Но инстинкт охраны собственной территории был в ней силен, и любой, кто осмеливался тронуть ее вещи без разрешения, рисковал серьезно огрести. Маша собиралась поговорить об этом с Андреем.
К сожалению, он с извинениями не спешил. Это огорчало, но Горская не теряла надежды. Такая вот у него привычка — появляться в самый неожиданный момент.
В общем, когда она шла девятого января на работу, ничто не предвещало неприятностей. Ровно до момента, пока не раздался звонок мамы, которая пригласила зайти. Есть тема для разговора. Черт подери! Эта идея-фикс поженить их с Валерой выглядела в свете последних событий как-то особенно безумно.
Мама была свободна. Маша вошла и села возле длинного присутственного стола, примыкающего к проректорскому.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — сурово спросила мама, будто сказала что-то оригинальное. Только серьезность момента удержала Машу от смешка.
— Нет. А должна?
— Хотелось бы.
С этими словами она повернула в сторону дочери монитор. На котором красовалась Машина фотка в объятиях Вереина. Фотография с велодрома. Горская застыла. Мама щелкнула по клавиатуре. Появилась еще одна фотография, где она прыгает от радости вокруг своего «велосипеда». Еще одна, где Андрей несет ее на руках. И следующая — с лыжной базы, где Андрей на ней лежит. И еще пара из той же серии.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — повторила мама свой вопрос.
— Ничего.
Маша действительно сейчас никому ничего не хотела рассказывать. Ей хотелось только одного — вернуться домой и разрыдаться. Как он мог? Как он мог так с нею поступить?
— Как ты могла? Как ты могла так поступить со мной? С отцом? С Валерой? Чем ты вообще думала, связываясь с этим…
Маша взяла себя в руки.
— А при чем тут ты, отец и Валера, я не могу понять? Мои отношения — это моё личное дело.
— Что теперь будут говорить?!
— Мама, такое ощущение, что ты обнаружила в Интернете мои фото «ню». Совершенно приличные фотографии со спортивных мероприятий. Кстати, откуда они у тебя?
— Мир не без добрых людей.
Да уж, с такими добрыми не понятно, зачем на земле существуют злые.
— Вот и скажи своим «добрым людям», что у тебя дочь — спортсменка, комсомолка и красавица.
— Маша, как ты можешь так легкомысленно относиться к своему имиджу? Как ты будешь объяснять эти фотографии Валере?
— Никак. Мы с ним расстались.
— Вот! Вот! Я говорила! — Мама продолжала сидеть, но у Маши было такое ощущение, что нависла над ней. — Его всё-таки увели!
— Мама, это я ушла от него.