Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют
Ее тон меня удивил. Я думала, она придет в ужас, когда я зарыдаю, и постарается меня утешить.
— Твой дед разбил ей сердце, — вместо этого заявила она.
Я вытерла лицо.
— О чем ты?
— О том, что с самого рождения и лет до двенадцати твоя мама была его любимицей.
Я села прямо и заморгала. У родителей не должно быть любимчиков. По крайней мере, упоминать об этом не принято.
— И что случилось?
— Он ценил ее за ум и проницательность. Но потом увидел, что у нее возникли те же проблемы, что когда-то у него…
— Какие?
Кровать зашаталась — бабушка устроилась поудобнее и отдернула отвороты широких хлопковых брюк. Она явно что-то обдумывала.
— С внешностью. С тем, чтобы соответствовать обстановке, заводить друзей. Учеба давалась твоей маме намного проще. Мне кажется… — Бабушка умолкла и опять сменила позу. — Мне кажется, его замучили воспоминания. Неприятные.
Я вздрогнула. Родители не должны говорить о любимчиках. И уж тем более признаваться, что стесняются своих детей, что дети напоминают им о собственной несчастной юности.
— А потом он уехал, — добавила бабушка. — Нам всем пришлось хлебнуть лиха.
— Но мать соврала, что он никогда не пытался со мной увидеться…
— Насколько мне известно, это правда, — возразила бабушка. — Он пришел на ту встречу с читателями, а потом попросил денег. Его не было в родильном доме. Не было на свадьбе. Он всего лишь попытался урвать кусок.
Я снова потерла глаза. Заводить любимчиков — плохо. Стыдиться своих детей — еще хуже. Но много лет молчать, а потом требовать денег? Кошмар. Если, конечно, так все и было. Как увязать подобное поведение со снимком деда, где он держит меня на руках? С голосом на кассете, который обещал дочерям пропустить часть про ведьму и приготовить гренки на завтрак? Кому мне верить? Что истина, а что нет?
— Он был…
— …не очень хорошим человеком, — устало закончила я.
— О нет, намного хуже, — поправила бабушка Энн.
Я хлюпнула носом.
— Хуже?
— Пусть мать с тобой поделится. Если захочет. Просто пойми, что не бывает идеальных родителей. Но все матери стараются, как могут. Я старалась, и ты тоже будешь.
— Я никогда не заведу детей, — пробормотала я.
Бабушка не обратила на это внимания. Она сходила в ванную и принесла холодное мокрое полотенце. Я вытерла лицо.
— Мона ждет внизу. Кстати, Брюс звонил.
Я вздохнула.
— Передай ему, что карточка в машине в кармане сиденья. Наверное, она до сих пор там.
— Свяжись с ним сама.
Бабушка смотрела на меня ласковыми голубыми глазами. Ее серебристые волосы были убраны в хвостик. Тетя Элль шутит, что с такой прической бабушка похожа на Джорджа Вашингтона.
— Я верну платье, — пробубнила я. — Все равно мать не позволит мне его надеть.
Бабушка снова кивнула.
— Твоя мать приготовила тушеную говядину.
Как будто я хотела есть. В жизни больше не проглочу ни кусочка. Но я ответила «ладно». Не могла же я промолчать. И покорно выслушала то, что обычно говорят бабушки. Мол, все пройдет, все наладится, все будет хорошо.
27
— Ерунда это. — Мать набросила полотенце на поручни беговой дорожки. — Полная чушь. Помнишь, как Элль сбежала с беззубым?
— С хоккеистом, — устало поправила я. — И зубы у него были. Просто искусственные.
Мать увеличила скорость и наклон и зашагала, энергично размахивая руками.
— Джош не разговаривал со мной полтора года. Утверждал, что в скобках слишком больно. А ты…
— А что я? Я ничего. Была примерной дочерью. Конечно, несколько лет я дулась, а потом написала книгу. Но дело не во мне! Дело в Джой!
— Ничего не попишешь, — вздохнула мать.
На дворе было утро субботы. Я приговорила Джой к целому дню в компании непогрешимой Моны. Им предстояло посетить магазин бусин, вернуть платье в «Мейси» и купить художественные принадлежности, а вечер приятно провести за подготовкой плакатов для предстоящего антивоенного марша в Вашингтоне.
Мать тем временем отвезла меня в Эйвондейл в Еврейский культурный центр — размяться и расслабиться. Мы занимались на соседних дорожках. На мне были тренировочные штаны Академии Филадельфии и футболка Питера. На маме — разноцветная майка с надписью «Семью скрепляет любовь» и разноцветная полоска на голове, из-под которой торчали седые хвостики.
— Таково материнство, — рассуждала мать. — Жизнь с открытой раной в груди.
Я шла рядом и размышляла об Элль и о боли, которую она причинила матери вереницей плохих парней и временных работ, прежде чем ее усмирил получизм, а может, просто время.
— Не знаю, что делать, — пожаловалась я, двигаясь со скоростью четыре мили в час. — Что мне делать?
— Дай ей время, Кэндейс, — посоветовала мать. — Свободу. Любовь.
Я фыркнула. Не хватает «дай денег». Только так мне удалось помочь сестре. С другой стороны, мама дала Элль и время, и свободу, и любовь. Она старательно не замечала ее все более скандальных выходок, даже когда Элль трудилась стриптизершей и кидала в корзину с грязным бельем прозрачные трусики и лифчики с вырезами для сосков. Насколько помню, мать молча стирала их, сушила и клала на постель Элль.
— Джой страдает, — довольно громко произнесла я.
Девяностолетний джентльмен, который плелся по соседней дорожке, с любопытством на меня посмотрел.
— А я должна оставаться в стороне и смотреть? — Я вытерла лоб рукавом. — И что мне сказать ей о деде?
— Правду, — спокойно отозвалась мать. — Что твой отец по-прежнему живет в Лос-Анджелесе и что снова развелся.
Я резко повернула голову.
— Откуда ты знаешь?
— Мой адвокат за ним следит.
Я вздохнула. После стольких лет мать все еще не потеряла наивной дорогостоящей надежды когда-нибудь получить хотя бы часть многотысячных алиментов, которые отец зажал в восьмидесятых и девяностых. За это время она сменила трех адвокатов, пережила двух судей, но денег от бывшего мужа даже на приличную сумку не получила.
— А что произошло?
Она пожала плечами и продолжила размахивать руками.
— Я не в курсе. Однако у его второй жены был брачный договор.
«Повезло», — пронеслось у меня в голове.
— Он общается с… Даниэлем и Ребеккой? — Я не сразу вспомнила имена отцовских детей от второго брака.
— Понятия не имею, — откликнулась мама.
— Никак не пойму, что же он затеял? Зачем вообще написал Джой? Зачем притворился чудесным дедушкой, которого она потеряла из-за… раздельного проживания? — Я зашагала быстрее. — Ему нужны деньги?
