Довод для измены - Ария Тес
Стараюсь об этом не думать.
Мне все еще колет, но не сегодня.
Я отбрасываю волосы за спину, пока поднимаюсь по прозрачной лестнице не второй этаж и достаю телефон. Вокруг музыка орет, люди беснуются — тоже плевать. Открываю окошко мессенджера.
Вы
Пап, у вас все в порядке?
Откровенно говоря, я не совсем хочу здесь быть. Мне бы лучше домой, только вот папа меня буквально вытолкал из квартиры. Говорит, я становлюсь похожа на затворника, и, наверно, в этом все же что-то есть.
Папа
Женя, я взрослый человек и тебе необязательно проверять меня каждые пять минут.
Вы
И кто еще из нас хамка?
Папа
Папа
Повеселись, чтобы мне было за тебя стыдно
Вы
Ну окей. Напутствие получила, итак. Стыдно, значит? Хорошо.
Неловко озираюсь, уложив свою накидку на пухлый диванчик.
Мда…как-то это совсем отстой. И что мне делать? Наблюдаю, что стайка девчонок проходят мимо и смеются. Одеты с иголочки, хотя это неудивительно. Самый модный клуб Питера! А я одна…как перст. Или затворник. Папа еще как-то предложил нам рядом с квартирой налепить табличку: «осторожно, злая собака!», и это совсем удручает.
Иногда я и правда очень злая. Очень-очень злая. Колючая вся. Грубая. А мне это не нравится, если честно, просто я уже не помню, как иначе.
Стерлось.
Вздыхаю и бросаю взгляд на бар. А может, чтобы вспомнить, нужно и самой приложить усилия? Ну…знаете, там, попытаться, сделать шаг, а не винить весь мир в собственных косяках?
Так и сделаю!
Не знаю, откуда во мне берется эта решимость, но я уверенно встаю, вешаю золотой клатч под цвет платья на плечо и спускаюсь вниз.
Немного страшно почему-то, а еще странное ощущение. Как предчувствие. Но у меня такое часто бывает — паранойя называется.
Отмахиваться научилась, а сейчас еще и допинг есть. То есть будет.
— Две водки.
— Чистые? — орет бармен, киваю.
Показываю печатку на запястье с номером стола, через мгновение передо мной стоят две стопки огненно-ледяного, лечения, которые я опрокидываю по очереди и смотрю на танцпол.
Вот и ладушки.
Танцевать я люблю не так давно, но мне это тоже своего рода, как котику сметанка. Или неврастеничке ее таблетки — помогает немного отвлечься, когда я с головой окунаюсь в музыку и плавно двигаю бедрами в такт. Кто-то пытается меня трогать, но я сразу прерываю любой контакт, грубо убирая руки. Мне не нужен партнер. Для моего танца он ни к чему. Душу лечат только наедине с собой — этим я и занимаюсь, потому что снова на меня накатывают воспоминания.
Так бывает. Иногда. Точнее часто. Я не смогла забыть его лица, запаха, вкуса, хотя продала все, что он мне оставил. Абсолютно все. Даже тот кулон, о котором тайно жалею больше всего, но быть с ним рядом? Не могу физически. Он причинял мне боль, даже когда лежал в ящике рядом с трусами.
Господи…когда же это кончится?
По мне флешбеками херачат воспоминания. Улыбка, его тихое…
«Я люблю тебя, Женя…только тебя...Черт, ты так мне нужна, малышка...»
Стоны. Объятия. Смех. Он особенно сильно и, конечно же, взгляд. Я будто физически ощущаю его взгляд, поэтому в носу сразу начинает колоть, а сердце терзает на части.
Господи…когда же это кончится?
Нет ответа. Нет и надежды как будто, что это действительно когда-нибудь кончится, поэтому я останавливаюсь в центре толпы и закрываю глаза. Слышу сердце. Оно стучит быстро и неровно, но это тоже ничего. Мое сердце больше не стучит ровно и никогда не будет стучать ровно.
Та-а-ак…надо срочно выпить еще, или я сейчас в истерику провалюсь, как в болото, а только этого мне не хватало.
Снова подхожу к бару, но на этот раз заказываю Текилу Санрайз, а когда получаю ее, иду наверх.
Нужно немного успокоиться.
Нужно выдохнуть.
Нужно время, чтобы отодвинуть Довода подальше и поглубже. Утрамбовать, как я уже научилась утрамбовывать. Это у меня получается гораздо лучше, нежели держать себя в руках.
Фух. Давай. Соберись.
Прикрываю глаза после большого глотка сладенького коктейля и откидываюсь на спинку диванчика. Курить охота. Жаль, что больше нельзя курить в общественных местах. Кто придумал этот закон — изверги. Разве вы не знаете, что в бар приходят душу латать? А как латать душу без сигарет?
— Чистый мартини с тремя оливками.
Я тебя ненавижу.
С презрением смотрю на официантку, которая нарушила мой покой, цежу.
— Я не заказывала.
И, ожидаемо, ее пугаю. Нет, Жень, ты вообще чокнулась и берега попутала. Завязывай на людей бросаться, а то правда табличку на день рождения получишь или уголь в свой носок на Новый год.
Фу. Новый год. Его я, кстати, теперь тоже ненавижу.
— Для вас заказал вон тот мужчина… — робко шепчет указывая себе за спину к випкам напротив.
Ну прекрасно.
Хотя нет, серьезно. Прекрасно! Мне как раз не хватало самоубийцы, на которого можно сорвать всю свою агрессию.
Неохотно сажусь и уже собираюсь показать ему средний палец и отправить коктейль отправителю, как застываю.
И снова не могу дышать…
Потому что прямо напротив сидит он. Раскинувшись, подобно мне, на диване, только с сигаретой. Медленный дым ползет к потолку, ведь Доводу все можно. И курить в неположенном месте, и сердце мое разорвать, а сейчас приняться за его остатки.
Он ухмыляется. Мерзко, гадко, так колюче, пока по позвоночнику меня лижет дикий холод, и вдруг охватывает озноб. Потом жар. Потом снова озноб.
Моргаю часто. Это не может быть он! Я сделала все, чтобы больше никогда не слышать и не видеть ничего, что с ним связано, но где-то полгода назад не выдержала и зашла на страницу Евы. Они в Германии на ПМЖ. Счастливые, красивые боги. Улыбались в машине и обещали подписчикам фоточки с Мальдив, куда собирались на отдых. Прорыдала я тогда почти всю ночь и снова отправила жену Довода в блок, а потом поклялась себе, что больше никогда не напечатаю эту фамилию в