Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
Понятно было, что «деликатность» Санте может только сниться. Да и настроения на разговоры обо всяком отвлеченном не было совершенно, но в глазах Томы — слишком много надежды. И сомнений никаких — она правда рада. Её нельзя разочаровывать. Поэтому Санта кивает.
— Иди…
А потом идет…
Сегодня пятница. Вечер. Офис уже полупустой. Санта знает, что Данила на работе, но ничего не знает о его дальнейших планах.
Как-то так случилось, что в последнее время они не занимаются взаимными отчетами. Даже вживую общаются мало. Уж не говоря о постоянной переписке, как бывало раньше. Он просто приезжает вечером домой и принимает данность — в квартире она или снова у мамы.
Не устраивает скандалов, не требует ничего. Санте иногда даже кажется, что просто ждет, когда она рубанет.
Не понимает, что не потому всё так, что остыла. Хотя как он может это понять?
Ей навстречу прошло всего двое работников Веритаса. С одним она знакома — обменялись взаимными улыбками. С другим — нет.
В самом коридоре царил полумрак. Чем ближе к тупиковой стене — тем темней.
И только из-за чуть приоткрытой двери Данилы выглядывает полоса света. Она лежит на полу, постепенно расширяясь и рассеиваясь. От яркого к еле уловимому.
В голове всплывают воспоминания о его словах. Они же будто хорошим знаком служат.
«Если потеряемся — не бойся. Я поймаю луч. Я пойду на свет».
Сейчас его свет очень нужен ей.
Глава 27
— Привет, я ненадолго…
На лице Данилы не было написано удивление. Когда в кабинет постучали, сидел на столом, смотрел в раскрытый ноутбук. После — на Санту. Как она закрывает, оглядывается, улыбается так же, как Томе — кисло. Но в отличие от Томы Данила не пытается подбодрить.
Он хмурый, напряженный.
Пальцы замерли над клавиатурой.
Он даже не отвечает сразу. Следит, как Санта заходит, приближается к столу.
Конечно же, видит кресло. Конечно же, может сесть. Но будто не может. Останавливается, кладет руку на угол его стола, окидывает кабинет взглядом…
Думала когда-то, что попав сюда впервые, волновалась. Оказалось, ни черта. Волнуется сейчас.
— Ты в гости или по делу?
Вопрос Данила заставляет повернуть голову и снова посмотреть на него. Задать себе же вопрос: чего бояться? Родной ведь…
Ответить: неизвестности будущего.
— Поговорить…
— Прямо сейчас и именно здесь? — Данила хмурится сильнее, Санта решительно кивает. Да. прямо сейчас. Именно здесь. Если вообще получится. — Говори…
Вопреки логике его призыв провоцирует затяжную длительную тишину. Когда Данила смотрит на Санту, а она вниз. Собирается снова. Настраивается. Вздыхает…
— Я хочу свадьбу отложить, Дань…
Начинает с того, что самой кажется менее значимым, скорее с объяснения, а не причины… И тут же понимает, что сделала глупость.
Зрительный контакт разрывает он. Сжимает пальцы в замке. Смотрит вниз — на них. Молчит, а скулы волнуются…
В кабинете снова тишина, которая рвется, когда он выдыхает, встает, идет в сторону одной из стен, отвернувшись от Санты.
Тянется к голове, по волосам ведет…
— Дань…
Санта окликает, но в ответ получает быстрый предостерегающий взгляд, который советует в данный момент заткнуться.
Но Санта слушает не все его советы. Сбавляет тон:
— Послушай меня, пожалуйста… — просит.
Нарывается.
Потому что развернувшись, он снова смотрит. На его губах — кривая и совсем не веселая усмешка.
— Лучше момента не придумала, да? Именно сейчас и именно здесь?
Его слова злые.
— Не торопись ты… — Санта выставляет вперед руку, одновременно как бы прося её послушать и от него ограждаясь. Он не враг, но сейчас ощущается таким.
— Что ещё не делать? — этот вопрос остается без ответа, а у самого Данилы вызывает новую улыбку. — Ну… Что у тебя стряслось там? Выкладывай? В чем ещё я виноват?
Его обвинительные вопросы бьют больно. Они пропитаны эгоизмом. «Там» — это по его версии в девичьей дурной башке.
И пусть понятно, что в том, как пошел разговор, её вина, но это не спасает.
Санта хлопает глазами и молчит.
Во рту как горько. На душе гадко.
Она неправа. Она затянула. Она начала не с того, но неужели первое, что лезет голову вроде как знающего её Данилы, только её тупость и какая-то идиотская блажь?
Неужели в его голове она до сих пор просто девочка, которая только и способна, что беситься с жиру?
Неужели он всё такой же посторонний, которому легче в сторону отойти, объяснив чужое поведение глупостью, чтобы не задело?
— Ни в чем. Ладно… — Чтобы не вывалить всё это ему на голову, Санта отступает. В прямом и переносном.
Делает шаг назад, захлопывается.
Хочет выйти, спуститься на улицу. Бродить. Может, плакать.
Просто отсюда подальше.
Попытка номер один оказалась провальной. Её вина. Будет ли вторая — неясно.
Но Данила не пускает. Поступает наоборот — делает шаг к ней, склоняется голову, щурится:
— Нет. — Запрещает. — Давай сейчас. Пришла — говори.
— У тебя работа…
На её невнятное бормотание реагирует ожидаемо — игнорирует, сверля взглядом. Он-то говорит четко: «ты об этом не парилась, когда вламывалась».
И отчасти он прав. Не парилась.
— На сколько откладываем? Год? Два? Бесконечность? Пока что? Ты не надостигаешься в статусе Щетинской? Пока я не отьебусь от тебя со своими предложениями стать Черновой?
— Материться не надо…
Санта просит, Данила шумно выдыхает, снова отворачиваясь.
Может и сам понимает, что не надо. Но его кроет. Это видно. Даже понятно, что не беспочвенно.
— Я тебя люблю, Санта. Я в тебя по самое не хочу вляпался. — Когда он снова смотрит и говорит — его тон немного спокойней. Он пытается настроить себя на конструктив. Он говорит слова, от которых ей
