Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена

— Ничего особенного, просто ставлю в известность, что это твой ребёнок, — откинулась Александра к спинке стула и кокетливо сложила ногу на ногу.

— Архисмешно, — посмотрел я на весь из себя положительный тест. — И так же тупо. Твой обман вскроется, едва эмбриону будет несколько недель. Шесть, кажется. На таком сроке уже можно сделать тест ДНК и определить отцовство.

Никогда не думал, что женский трёп в бухгалтерии может быть полезен. Но без него, я бы точно не знал такие тонкости.

— А ты уверен, что не можешь быть его отцом? — нежно накрыла она мою руку ладонью.

— А у тебя другая информация? — кивнул я официантке, поставившей перед нами чайник зелёного чая, две чашки, и поднял на Александру глаза. — Руку, убери. Пожалуйста.

Она пожала плечиком, но послушалась.

— Считай сам. Спонтанный секс у нас был третьего августа. Если учесть, что у меня была овуляция, то сейчас нашему малышу уже три полных недели.

Я устало вздохнул и закрыл коробочку.

— Защищённый секс, Александра. Защищённый.

— Не совсем. Ну чисто гипотетически. Что, если я видела с балкона как ты приехал? Если не просто так стала плакать недалеко от твоего кабинета. Ведь это я тебя поцеловала, я инициировала всё, что было потом. Я сидела на унитазе, поэтому презерватив ты выбросил в мусорное ведро, а не спустил в канализацию, как сделал в гостинице. И ты ушёл. А он, — наклонилась она к столу и постучала ноготком по коробочке, — остался.

— Чисто гипотетически? — приподнял я одну бровь.

— Смотри-ка, даже великий Моцарт, который знает всё, засомневался, — видимо решила она, что липкий холодок пополз у меня по позвоночнику. Скажем так: на какую-то долю секунду я и правда, засомневался, но не дольше. — А моему мужу хватит и меньшего: просто сказать, что этот ребёнок — твой. Как думаешь, оставшихся трёх недель ему хватит, чтобы испортить тебе жизнь?

— И что потом? — Я потянулся к чайнику. Возможно, я не силён в акушерских тонкостях, но пытаться играть со мной в такие игры, как минимум, глупо, а, как максимум, опасно. Особенно угрожать. Я пододвинул ей чай. — Значит, это мой ребёнок? Хочешь, чтобы я его признал? Дал своё имя?

— А почему нет? — подняла она чашку, игриво оттопырив мизинчик.

— Ну что ж… — Я широко улыбнулся. — С радостью! И признаю. И выращу. И воспитаю. И научу всему, что знаю сам. И даже отдам ресторан, когда он или она подрастёт.

— Правда? — хмыкнула она недоверчиво.

— Конечно. Только тебе не советую кричать о своём интересном положении на всех углах. А то, знаешь, последняя женщина, что была от меня беременна, получила две пули в живот на крыльце того самого ресторана. И умерла совсем не гипотетически.

Она побледнела. И поставила чашку обратно на блюдце.

Я равнодушно отхлебнул чай. И, без преувеличений, мог бы играть в этот пинг-понг бесконечно, но, сейчас у меня просто не было на него времени.

— Я спрашиваю ещё раз. Чего ты хочешь, женщина? Я даже не буду узнавать у какой из подруг ты это взяла, — убрал я коробку в карман, — потому что имитировать беременность — самое глупое и недальновидное из того, что ты могла бы сделать. Но я хочу знать, какого чёрта сейчас ты колупаешь мне мозги?

— Я пришла тебя предупредить, Моцарт, — скривилась она презрительно, — что, если ты обидишь мою сестру, я устрою тебе такой гей-парад с тротилом и шахидками, что мало тебе не покажется. Думаю, Женьке, в отличие от моего непонятливого мужа, хватит пары минут, чтобы собрать свои вещички и уйти от тебя, едва она узнает, что я беременна от тебя. Она была в той гостинице. Она сомневаться не будет. И вся твоя задумка со свадьбой рухнет.

Ох уж, эти высокие сестринские отношения! Нет бы спокойно посидеть с кьянти и зелёным горошком, или ладно, хоть с этим сраным зелёным чаем, нет, обязательно угрожать партизанской войной. Но спасибо, милая, за шикарную подсказку: теперь я точно знаю, как при случае подвесить твоего мужа за яйки.

— Так вот как ты собралась защитить сестру, — понимающе кивнул я. — Она и правда будет хлопать в ладоши от радости как повезло ей с тобой. Не пойму только зачем ей такие веские причины, чтобы уйти от меня. Я её насильно не держу.

— Ты — нет. А девчонка втрескалась. Сама она не уйдёт. Так и будет преданно заглядывать тебе в глаза как собачонка, ждать, верность тебе хранить, пока ты где-то по гостиницам триппер на хер будешь наматываешь. Делишки обстряпывать у неё за спиной. И пользоваться её наивностью и неопытностью.

— А я, значит, пользуюсь?

— Ой, прекрати, а! — скривилась она. — Мудак ты, Моцарт! Знал же, что она влюбится. Много ли нам, дурам, надо. Немного ласки, немного заботы, поцеловать покрепче, хер из штанов достать потолще, и всё: она ради тебя и к тигру в клетку, и в избу горящую, и коня на скаку.

— И зачем же это мне?

— Ты мне скажи, — хмыкнула она. — Зачем она тебе теперь? Сагитову на хвост ты уже наступил, чтобы он в кресло прокурора не влез вместо твоей Артюховой. Так боялся, что тебя посадят, даже прокуроршу свою поставил? И что теперь? В Думу? В Парламент? В Дворянское собрание? В тот узкий круг, куда ни деньгами, ни наглостью не пролезешь, только имея надёжные связи и исключительные преференции?

— Вот, вот, узкий круг — это как раз про меня. Тебе ли не знать, — растянул я губы в гаденькую улыбочку. — Но так и быть, я скажу тебе зачем мне Женька. За одну небольшую услугу. Прощение за то, как ты скакала на мне, уже после того, как я сделал твоей сестре предложение, вымаливай у неё сама. Раз уж ты это инициировала, как я только что узнал. Ваши с ней отношения меня больше не касаются. Окей, Александра Игоревна? — я отхлебнул чай и посмотрел на часы. Ещё несколько минут есть.

— Окей, Сергей Анатольевич, — усмехнулась она. Переждала, пока затихнет объявление диктора, самодовольно постукивая ноготком по чашке.

— А теперь слушай, — припечатал я ладони к столу, давая понять, что на этом смехуёчки закончились.

— Если бы я не забрал Женьку и вовремя не наступил Сагитову на хвост, твои родители влипли бы в такие неприятности, что остался бы у девчонки, кроме тебя, только добрый дядя крёстный из близких. И угадай, в качестве кого пригодилась бы ему твоя сестрёнка? Показать тебе кое-что?

Я достал телефон. Нашёл нужное видео. Убрал звук и развернул к ней экран.

Она пару секунд всматривалась.

— Это что, бордель?

Я кивнул. А потом глаза её полезли на лоб.

— Эта девочка хотя бы совершеннолетняя?

— Это не моё заведение и не мои проблемы, — выключил я телефон. — Но ты знаешь, что дальше лучший друг вашего папеньки говорит этой малолетке? Я буду звать тебя Солнышко, а ты меня — дядя Ильдар. Ножки пошире раздвинь и, когда будет больно, кричи: не надо, дядя Ильдар! — процитировал я.

Я убрал телефон в карман, глядя как с её лица сползает дешёвый пафос как краска.

— Грязный урод! Он хотел подставить моих родителей, чтобы Женьку?.. — она ошарашено покачала головой. — Ты знаешь о каких неприятностях речь?

Я взмахнул руками как фокусник в цирке. Але оп!

— Я, может, и не Ванга, но я Моцарт, милая. Так что, сиди и не тявкай. И я скажу тебе ещё кое-что. Слушай внимательно, — подозвал я пальцем, чтобы она наклонилась. — В мои планы входило её только защитить и присмотреть, пока всё не уляжется, влюблять в себя я никого не собирался. И не думал, что она станет для меня кем-то особенным. Думал, даже до свадьбы не дойдёт, уже то, что она моя невеста убережёт её от любых посягательств. Но сейчас всё иначе. А теперь читай по губам, — я сам нагнулся к ней ближе. — Я люблю её. И обидеть не позволю никому. Даже себе, не то, что тебе. Убью за неё, не дрогнув. Так что подотрись, Александра Игоревна, этими лозунгами в защиту сестры, что ты тут развесила. Мы на одной стороне, если ты и правда заботишься о сестре. Но этот тест я засуну тебе в глотку через задницу, если ещё раз о нём услышу.

Я встал, громко отодвинув стул. Достал и бросил на стол деньги.

— Счастливо оставаться!