Берт Хэршфельд - Акапулько
— Мне нужно тысячу в неделю…
— Господи, ты думаешь, что я президент MGM[22]?! Ладно, пусть будет тысяча. Это решено.
— И надбавка до двух тысяч, если это продлится более четырех недель…
— Четыре недели предел. Мы уложимся в этот срок.
— И еще одно, — сказал Форман, исследуя остатки скотча в своем стакане. У основания его шеи билась какая-то жилка, а во рту стоял мерзкий привкус. — В контракте четко оговоренное условие: у меня право окончательной редакции.
Массивное лицо Бристола приняло свое обычное выражение. Форману оно напомнило римскую статую, которую он видел в каком-то музее в давно забытом городе в Америке, — «Голова гладиатора»: то же ожесточенное бесстрашие.
— Деньги, что ты назвал, ты получишь, — ответил он в своей педантичной и ясной манере, которой, видимо, специально учился. — Прибавка за дополнительное время тоже, решили. Но никакой окончательной редакции. Занимайся своим собственным делом, вот мой девиз. Хочешь, соглашайся, хочешь — нет.
Форман хотел поспорить, отстоять свою позицию, но понял, что не сделает этого. Его уже сбили, как куропатку, не только застрелили, но и положили в ягдташ. Все внутри него горело огнем — он жаждал сделать этот фильм, любой фильм. Предчувствие, опасение, ожидание работы заставили его ощутить себя живым, более живым, чем за много прошедших месяцев. За целые годы. Форман сделал последний глоток скотча. Стакан опустел.
— Я поставлю ваш фильм.
— Я очень рада, — сказала Шелли.
Лицо Бристола не изменилось. Он откинулся назад на своем стуле.
— Хорошо. Как только я тебя увидел, я сказал себе, что могу положиться на тебя. Первое, что мы сделаем утром, — отправимся в Акапулько. Ты будешь сменять меня за рулем, и по пути я посвящу тебя во все детали.
Форман поднялся.
— Я сказал, что поставлю вашу картину. Если вам нужен шофер, — найдите другого мальчишку. Я поведу свою собственную машину. Будьте у входа в собор в девять утра. Вы поедете за мной. Мы отправимся кружным путем, так будет быстрее…
Глава 2
К концу дня они прибыли в Мехико-Сити и зарегистрировались в отеле «Мария Изабель». Ужинать, по совету Формана, они отправились в ресторан при «La Fonda del Recuerdo», где в зале играл оркестр — одетые во все белое музыканты на гитарах и арфе исполняли национальные напевы «Веракрус»[23]. На ужин было подано вино «Торито де Мамей» и такос — свернутые в трубочки кукурузные лепешки, начиненные свининой, говядиной и сыром. Бристол от салата категорически отказался.
— Не собираюсь рисковать, — громогласно заявил он. Во время ужина он отдал Форману контракт. — Обычные условия, стандартный договор. Деньги, предварительная редакция, я все вписал. Отметь все изменения и подписывай.
Форман убрал контракт в карман.
— Я прочитаю его сегодня вечером. Если можно, я верну его тебе завтра.
— Ты мне не доверяешь, — сказал Бристол.
— Думай об этом по-другому: скажем, моя паранойя всплывает на поверхность всякий раз, когда я ставлю на клочок бумаги свое имя. Не напрягайся, Харри. На ближайшие четыре недели я твой безраздельно. Давай лучше поговорим о картине.
— Она совсем незамысловата. Женатому парню попадается одинокая дама. Сначала он просто хочет с ней поразвлечься. Он ей нравится, и она начинает с ним хитрить, дурачить его, потому что на самом деле вовсе не такая простушка, как он думает. Вот такой сюжет, как видишь.
— Да, сюжет что надо, — с иронией заметил Форман.
— Он остается с ней до тех пор, пока она не уступает ему. Они занимаются этим по всему Акапулько. В гостиницах, загородом, на пляже. Помнишь Берта Ланкастера и Дебору Керр, как они катаются по песку на фоне морского прилива? Как назывался тот фильм, не могу сейчас вспомнить? Прояви такой же художественный вкус в моей картине, Форман, и ты сделаешь меня счастливым.
— Я хочу сделать тебя счастливым, — ответил Форман. — Но только не ценой собственного несчастья.
— Что должны означать твои слова?
Форман выложил контракт на стол и осторожно проговорил:
— Либо режиссером буду я, либо ты, Харри.
— Послушай, ты…
— Харри… — ласково-предупреждающе вступила в разговор Шелли.
После небольшой паузы Бристол пожал плечами.
— Ладно, ты режиссер, я продюсер. Но это мой проект. Хозяин — я.
— «Любовь, любовь», — негромко произнес Форман, возвращая контракт на прежнее место.
— Тебе нужно только оставаться в рамках сметы, — объяснил Бристол. — Соблюдай график съемок. Сделай мне добротный фильм, и чтобы в нем было достаточно плоти, обнаженного тела, похоти. Сделай его таким, чтобы о нем заговорили критики, чтобы они назвали его интересным, чтобы сказали бы о нем, что это «событие». Разве это не сделает тебя счастливым?
— Безусловно. И чтобы доказать это, я собираюсь в ознаменование столь важного события заказать нечто особенное — café de olla[24] — кофе, сваренный в горшке. Черный кофе с сахаром и корицей. Настоящее мексиканское удовольствие, Харри.
— Обойдемся без удовольствий. Я пью кофе очень крепким, с изрядным количеством сливок и сахара — то есть, конечно, если никто не будет возражать.
Форман, соглашаясь, поднял руки.
— Было бы о чем говорить, Харри…
В десять минут четвертого утра Бристол проснулся от своих собственных стонов — в перекрученном, стиснутом желудке все горело огнем. Он кинулся в ванную комнату.
На протяжении последующих четырех часов эти посещения приобрели характер прочно устоявшейся практики; Монтесума мстил Харри Бристолу. Шелли позвонила Полу Форману и описала ситуацию перед тем, как передать трубку самому Бристолу.
— Для меня путешествие на сегодня закончено, — пробормотал продюсер, и его прежде могучий голос звучал сейчас слабо и немощно. — Ты поезжай дальше. Начинай без меня. Осмотри место съемок. Поговори с моим новым оператором, Гарри Макклинтоком. Он живет в отеле «Сеньориал». Там для тебя зарегистрирован номер. Если к вечеру я выздоровлю, завтра уже буду в Акапулько. К тому времени как я туда приеду, я хочу видеть, что работа уже началась. Я зарегистрируюсь в Хилтоне, завтра днем позвони мне туда. Послушай, Форман, — Бристол собрал остаток сил, — я сделаю так, чтобы картина имела большой успех. У Стенли Крамер получалось. У Джо Левина получалось. У меня тоже получится. А ты можешь проехаться бесплатно. Заберешься на меня верхом, проедешься на моей спине…
— Харри, работа с тобой будет для меня настоящим университетом.
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что я собираюсь самым тщательным образом поразмыслить над тем, что ты только что сообщил.
