Нэнси Бартоломью - Твое смеющееся сердце
Наверное, я просидела на жестком стуле с металлической спинкой не меньше часа, одна, если не считать резинового цыпленка. На столе остывал кофе. Я старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия: если в реальности все происходит так, как показывают по телевизору, то где-нибудь рядом находится объектив скрытой камеры. В конце концов вернулся Уэдерз. Он принес телефон, с грохотом швырнул его на металлический стол, подключил к розетке и подтолкнул ко мне.
— Звоните своему адвокату, мисс Рид, — сказал он.
С бьющимся сердцем я взяла трубку. Кому я могла бы позвонить? Определенно не адвокату, которая представляла мои интересы при разводе: она не занимается уголовными делами. И не Вернеллу. И не Шейле. И не Бонни в «Кудряшку Кью», у нее и без меня хватает забот с шестью детьми и нашим салоном. Короче говоря, получалось, что звонить некому.
Какое-то время я сидела с телефонной трубкой в руках, не желая показывать Уэдерзу свою беспомощность.
Как говорила моя мама, если в твоем рту проросли семена гордости, урожая ждать не приходится. Я положила трубку на рычаг и подтолкнула телефон обратно в сторону Уэдерза. Пора было что-то делать.
— Знаете, — сказала я, — пожалуй, я не буду звонить прямо сейчас. Так и быть, сделаю вам одолжение.
Я взяла со стола сумочку и положила к себе на колени. Я, конечно, не адвокат, но насмотрелась на своем веку достаточно фильмов, чтобы его сыграть.
Уэдерз фыркнул.
— Одолжение, говорите? — Его взгляд пронизывал меня насквозь, в глазах плясали огоньки. Мне показалось, что под маской гнева он втайне надо мной посмеивается.
— Да, одолжение. У вас явно недостаточно улик, чтобы выдвинуть против меня обвинение в убийстве, иначе здесь бы сейчас сидел окружной прокурор. — Уэдерз молчал с невозмутимым видом, поэтому я продолжала: — Джимми был хорошим человеком, я не знаю, что происходит и кто пытается меня подставить, но могу твердо сказать одно: если вы не найдете убийцу Джимми, его найду я. Поэтому сейчас еду домой, и вы меня не удержите. Я почти целые сутки на ногах, и мне давно пора поспать. — Я встала и не спеша повесила на плечо ремень сумочки. — Если вы позволите мне уйти, я поговорю с вами позже. Но если вы попытаетесь меня задержать, то не успеете и глазом моргнуть, как мой адвокат будет здесь. И тогда я вам больше ни слова не скажу.
Я повернулась и вышла из комнаты. Как ни странно, он не попытался меня остановить. Я посмотрела на стенные часы в коридоре: почти пять утра. В дверях меня снова никто не остановил. Меня это просто поразило, я уж было начала гордиться. И только тут меня осенило, что домой ехать не на чем. Я невольно оглянулась. Уэдерз стоял у двери в комнату для допросов и ухмылялся.
— Вас подвезти? — протянул он, окинув меня взглядом с головы до ног и даже не пытаясь как-то замаскировать свой интерес.
— Не трудитесь, — выпалила я.
Со своей неизменной улыбочкой на губах Уэдерз неторопливо подошел ко мне.
Глава 5
Детектив высадил меня на автостоянке перед клубом «Золотой скакун». Стоя рядом со своим белым стареньким «Фольксвагеном-71», я проводила глазами удаляющуюся полицейскую машину, глядя, как свет задних фар тает в предутреннем сумраке. Можно не сомневаться, что я видела Маршалла Уэдерза не в последний раз, и тут уж ничего не поделаешь.
Я взялась за ручку двери и заметила, что она посыпана черным порошком, при помощи которого снимают отпечатки пальцев. Таким же порошком были посыпаны и руль, и почти вся внутренность салона.
— Только этого мне не хватало! — пробурчала я, ни к кому не обращаясь. — Чего уж мелочиться, сразу бы налепили на ветровое стекло оранжевую люминесцентную наклейку да еще объявили бы всему свету, что меня подозревают в убийстве.
На стоянке перед «Золотым скакуном» было почти пусто, стояло лишь несколько машин посетителей, которые не смогли или не захотели уехать домой сами. Асфальт блестел от битого стекла. Здание клуба, обычно сияющее неоновыми огнями, в предрассветных сумерках выглядело обшарпанным.
Я села за руль, вставила ключ в замок зажигания и включила печку, но обычно машина начинала прогреваться, да и то еле-еле, только когда я уже подъезжала к дому. Я езжу на стареньком «фольксвагене», эта машина для меня — своего рода личный символ. До замужества у меня был белый «жук» — предмет моей гордости и радости, я купила его на собственные деньги, потратив на него все, что накопила с самого детства. Как-то ночью пьяный в стельку Вернелл разбил его. Это было незадолго до нашей свадьбы — еще одно предзнаменование, на которое тогда я не обратила внимания.
Я выехала на Хай-Пойнт-роуд, по обеим сторонам теснились многочисленные кафе и ресторанчики, но по мере приближения к центру города их становилось все меньше. Только минут через пять, когда я проделала весь путь по Менденхолл-стрит до своего квартала и обнаружила перед своим домом все тот же полицейский фургон, до меня дошло, что я не могу вернуться домой.
Чуть дальше по улице, поблизости от полицейского, стоял другой фургон — восьмого телеканала новостей. Похоже, не они одни кружили вокруг моего дома, как канюки в поисках добычи. Нетрудно было представить, что скоро вокруг дома начнут собираться соседи, телефон будет трезвонить не переставая, а там, глядишь, семейство Спайви надумает предпринять собственное расследование смерти Джимми. Мне понадобится какое-то убежище, нужно найти место, где никому не придет в голову меня разыскивать.
Я пригнулась над рулем и проехала мимо своего дома, не сбавляя скорости.
Не знаю, сколько времени я ездила кругами вокруг территории Университета Северной Каролины, колесила по Спринг-Гарден-стрит и Тейт-стрит. Перед баром «У Джо» я сбавила скорость и уже собиралась затормозить, но потом поняла, что в такой час закрыто даже у них. Я мысленно перебирала всех своих друзей и подруг — на это не ушло много времени: после развода я мало где бывала, не пыталась завести новые знакомства — и отбрасывала их одного за другим. В последнее время самой близкой моей подругой стала Бонни, партнерша по салону красоты, но у разведенной женщины с шестью детьми и без меня забот хватало. О том, чтобы потратиться на отель, не могло быть и речи, если, конечно, я не собиралась снова встать к парикмахерскому креслу и целыми днями лично обслуживать клиенток.
В конце концов я почему-то решила, что стоит поехать к Джеку-Гармонике. Не знаю точно, как я додумалась до этого. Может, просто потому, что оказалась на улице, где он живет, а на эту улицу я свернула, вероятно, из-за того, что репетиции группы обычно проходили в его огромной полупустой квартире. Или я инстинктивно чувствовала, что из всех моих знакомых от Джека меньше всего можно ожидать, что он станет ко мне приставать, а если все-таки попытается, то легко смирится с отказом. Как бы то ни было, я поняла, что Джек — моя последняя надежда.
