Мариус Габриэль - Маска времени
Пятьдесят тысяч долларов в переводе на русские рубли представляли значительную сумму для человека, собирающегося на пенсию. Ту же мысль Кейт прочла и на упрямом лбу русского.
Он встал, почесывая бритый затылок, явно обдумывая предложение. Затем обошел свой огромный стол, слегка прихрамывая при этом, и снова посмотрел на дипломат Кейт, словно через крышку пытался разглядеть там что-нибудь еще. В ответ Кейт только развела руками.
– Это все, что у меня есть, генерал.
Тогда он сам начал рыться в дипломате своими почти негнущимися пальцами, нашел ее паспорт и стал рассматривать. Генерал долго щупал паспорт Кейт, читая и перечитывая в который раз ее имя, дату и место рождения, произнося английские слова на какой-то свой, особый манер.
Затем генерал положил паспорт в дипломат и, упершись задом в письменный стол, уставился взглядом в лицо женщине. Кейт было сорок с небольшим, и ее без преувеличения можно было назвать чрезвычайно элегантной женщиной для своих лет. Часть очарования Кейт составляло ее природное благородство, которое не потускнело, не растерялось с годами. Она не красила седые пряди волос, уже проступавшие в ее пышной прическе, не прибегала и к ухищрениям хирургии, чтобы подтянуть слегка кожу и сделать себя тридцатилетней. Кейт была самой собой, без всякого притворства и ненужных реверансов перед быстро текущим временем.
В ответ она тоже посмотрела на генерала большими темными глазами, изогнув слегка губы в улыбке. Пальцы Кейт сплелись, и видно было маникюр на овальных ноготках да большое кольцо с изумрудом, который мерцал в холодном свете северного дня, подобно хищному взгляду львицы.
Затем, будто это было самым обычным делом, генерал просунул руку под жакет и деловито начал мять левую грудь Кейт. Быстро вскочив с места, она отбросила генеральскую ладонь.
– Мы займемся делом наконец, – решительно потребовала она, – или будем тратить время понапрасну?
Глаза генерала сощурились в улыбке, а лицо покрылось мелкой сетью морщин. Когда он улыбался, то больше походил на татарина. Он взмахнул руками, словно дирижер, требующий от оркестра пианиссимо: «Пожалуйста. Пожалуйста». Успокоившись, Кейт опустилась на стул.
Генерал сгреб сверток с долларами и старые часы в кучу, бросив в верхний ящик стола, закрыл все это на замок. Потом сел в кресло и принялся рассматривать «Ролекс» на запястье, поворачивая его в разные стороны и поднося к самому уху, чтобы послушать ход. Когда генерал отважился заговорить по-английски, то акцент оказался настолько сильным, что поначалу Кейт даже не смогла разобрать слова, и ему пришлось повторить сказанное.
– Сколько у вас всего денег?
– Простите.
– Я спрашиваю, сколько у вас всего денег?
– Это все. – Кейт кивнула в сторону ящика стола.
– Нет, – произнес генерал и наставил на Кейт свой указательный палец, будто ствол револьвера. – Сколько у вас всего денег? Я имею в виду в банке.
Кейт покоробило от неожиданности:
– Я не очень богата.
– Нет. Вы богаты. А вот я очень скоро потеряю работу.
– Мне кажется, что вас не забудут, – спокойно заметила Кейт.
– Может быть, вы найдете мне работу на Западе?
– А что вы можете?
На это генерал постучал пальцами по наградным планкам:
– Я могу быть Героем Советского Союза.
– Но самого Союза уже давно нет.
– Пятьдесят тысяч долларов мне не хватит.
– Пятьдесят тысяч долларов – это целое состояние здесь. Плюс «Ролекс» – вот уже семьдесят пять тысяч долларов.
Улыбка сошла с генеральского лица. Всем телом он наклонился вперед.
– То, что вы хотите, – слишком опасно. Понимаете, это принадлежит к тому разряду событий, которые никогда не происходили. Понятно? Никогда.
– Понимаю.
– Положим, я добуду вам информацию, а потом вы, опираясь на эти сведения, поссорите Америку с Россией. И в конце концов я лишусь и работы, и пенсии.
Кейт еще раз внимательно посмотрела на этот каменный лик, который когда-то был лицом человека:
– Сколько вам еще надо?
– Сто тысяч долларов.
– Это абсурд.
– Значит, сделке конец.
– Я могу вам дать еще десять тысяч. После того как вы предоставите мне информацию.
– Двадцать. И после информации.
Кейт уже не колебалась.
– Хорошо. Согласна.
Генерал от радости всплеснул руками и уже дружелюбнее спросил:
– Вьетнам?
– Нет. Вторая мировая война.
На это его пушистые брови поднялись от удивления вверх.
– Давняя история.
– Да. Слишком давняя.
Затем генерал придвинул блокнот и по-деловому осведомился:
– Хорошо. Имя человека, о котором вы хотите все узнать?
ДЕНВЕР, КОЛОРАДО
Его взгляд остановился на двух девичьих силуэтах на фоне яркой витрины. Эрекция была настолько сильной, что он даже почувствовал боль.
Девочки, ничего не подозревая, продолжали о чем-то болтать и весело смеяться под яркими цветастыми зонтиками, пока из лавки не появилась папина дочка.
По всей аллее ярко горели вывески вроде «Сакс Пятая авеню» или «Лорд и портной». И люди сновали как муравьи, однако уверенность в успехе не покидала его ни на секунду. Ведь все продумано заранее, он специально припарковал свой вэн[2] рядом с ее машиной. Такая предусмотрительность должна во многом облегчить дело.
На вэне было указано, что он принадлежит какой-то канализационной компании, а сам Ломовик надел войлочную куртку и такую же шапочку, которая закрывала коротко стриженные волосы. И только узкие и короткие джинсы, из-под которых выглядывали шнурованные армейские ботинки, могли испортить всю эту маскировку под спецодежду.
Но вот девицы наконец расстались, и папина дочка направилась к стоянке, копаясь в сумочке в поисках ключей от машины. Брюки из вельвета плотно облегали ее стройные бедра, шелковистые каштановые волосы слегка растрепались.
Он следил за ней: глаза невольно сузились, зубы почти прокусили сигарету, а музыка в машине продолжала бить по ушам. Ее, конечно, можно и изнасиловать. Но дисциплина и контроль – превыше всего.
Ломовик уже успел открыть для себя новый вид религии – контроль. За короткое время он успел полюбить свою новую веру. Безумное отрочество и ранняя юность закончились в здании суда штата Колорадо, когда его обвинили сразу в шести изнасилованиях. И если бы ему не помогли в тот час, запихнув в психушку (Господи, спаси того адвоката), то сидеть бы Ломовику за решеткой ближайшие 15 лет.
Тот же, кто спас его тогда, научил Ломовика самодисциплине. И не случайно спасителя звали Контролем.
Контроль будто открыл Ломовику его самого, показав, какие возможности кроются в умении обуздать себя в нужный момент.
И всё теперь в его жизни стало одной огромной жертвой. Жертвой Контролю. Вот она, настоящая религия.
Пока девчонка подходила все ближе и ближе к своей машине, Ломовик успел соскользнуть с переднего сиденья и продвинуться к задней дверце вэна. Он бросил недокуренную сигарету прямо на металлический пол, и окурок замерцал, как метеор в ночном небе. Теперь Ломовик не отрываясь смотрел сквозь маленькое окошко фургона.
Как только девочка появилась в поле его зрения, Ломовик с силой распахнул обе дверцы. Папина дочка стояла в нескольких футах[3] от него. Она застыла, будто в шоке, и видела только, как он спрыгнул на землю, а потом поднял руку так, будто собирался схватить ее за горло.
Девчонка неуверенно хихикнула: – Как ты испугал меня!
А Ломовик быстро огляделся – нет ли свидетелей – и бросился к ней, ботинки тяжело застучали по мостовой. Девчонка только слабо вскрикнула. Ломовик схватил ее за горло, затем заткнул ладонью рот и потянул за волосы вперед и вниз. Потеряв равновесие, она упала на колени, а Ломовик быстро забросил девчонку в фургон и продолжал бороться с извивающимся телом внутри. Девчонка издавала слабые сдавленные звуки. Ломовик захлопнул дверцы и закрыл их изнутри.
Когда она попыталась крикнуть изо всех сил, то он не оставил ей никакого шанса. Давая волю нерастраченной похоти, что бурлила в нем, Ломовик коленом ударил девчонку по лицу, потом с наслаждением повторил удар семь или восемь раз, крепко держа жертву за плечи. Ломовик был большим, сильным зверем, и он знал, куда бить. Колено чувствовало сначала слабое сопротивление, а потом хруст – ломались хрящи, кости, вылетали зубы. Теперь она уже не будет такой красивой. Потому что он, Ломовик, навсегда заберет эту красоту.
Когда он остановился, девчонка осталась лежать на полу фургона без признаков жизни.
Теперь она не будет кричать. Может быть, и не стоило ее так бить, ведь девчонка потеряла сознание уже от первого удара? Ломовик склонился над «куклой». Струйка крови медленно текла из сделавшегося плоским носа. Теперь папочка будет слушать, что ему говорят. Ломовик протянул ладонь и слегка коснулся пальцами крови, а потом поднес руку к губам. Вкус, как всегда, был солоноватым и металлическим. И в следующий момент он ощутил в паху влажность и теплоту. Несколько мгновений он не мог шевелиться. Затем, взяв себя в руки и чувствуя дрожь в коленях, Ломовик все-таки добрался до переднего сиденья и сел за руль.
