Розамунда Пилчер - Конец лета
— Ну что ж, прежде чем кто попало войдет в дом, вероятно, ему лучше пойти и выключить фары. Я оставил их включенными, чтобы не оступиться в темноте.
Не дожидаясь едкой реплики, которую меня так и подмывало уронить в ответ, странный гость направился к автомобилю. Я оставила дверь открытой, вернулась к камину и подложила в огонь еще одну деревяшку. Тут я поняла, что мои руки дрожат, а сердце колотится, отбивая барабанную дробь. Я расправила коврик перед камином, швырнула косточку Расти под кресло и прикурила сигарету. В этот момент пришелец снова поднялся на заднее крыльцо, вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Я повернулась к нему. У него была бледная кожа и черные волосы, что свойственно очень многим горцам. Худощавый, несколько угловатый и нескладный, он походил на какого-нибудь чудаковатого ученого или преподавателя непонятной науки. На нем был мягкий костюм из твида, немного потертый на локтях, коленках и петельках для пуговиц, клетчатая, коричневая с белым, рубашка и темно-зеленый галстук. Его возраст угадать было невозможно. Ему могло оказаться как тридцать, так и пятьдесят лет.
— Как вы теперь себя чувствуете? — осторожно спросил Дэвид Стюарт.
— Я в порядке, — ответила я, но мои руки все еще дрожали, и он это видел.
— Вам бы выпить немного. Это не повредит.
— Я не знаю, есть ли в доме выпивка.
— Где можно поискать?
— Внизу, под окном.
Дэвид Стюарт нагнулся, открыл шкафчик, пошарил там немного, а затем извлек руку с пылью на рукаве пальто и на четверть полной бутылкой виски «Хейг».
— То, что нужно. Теперь осталось найти стакан.
Я пошла в кухню и вернулась с двумя стаканами, кувшином воды и лотком льда из морозильника. Мой гость разлил напиток в стаканы. Жидкость казалась подозрительно темной.
— Я не очень люблю виски, — сказала я.
— Отнеситесь к нему как к лекарству, — с этими словами он протянул мне стакан.
— Но я не хочу, чтобы меня развезло.
— О, не волнуйтесь, не развезет.
В этом был здравый смысл. Виски имел привкус дыма и было невероятно согревающим. Успокоившись немного и уже стыдясь того, что я вела себя как полная дура, я нерешительно улыбнулась гостю.
Он улыбнулся в ответ и сказал:
— Почему бы нам не присесть?
Итак, мы присели, я на ковер, а он на краешек большого отцовского кресла, опершись локтями на колени и поставив стакан с виски на пол между ног.
— Разрешите узнать, из чистого любопытства, почему вы в конце концов открыли дверь?
— Все дело в том, как вы произнесли свое имя. Стюарт. Вы из Шотландии, не так ли?
— Да.
— Откуда именно?
— Кейпл-Бридж.
— Но это же совсем рядом с «Элви»!
— Я знаю. Видите ли, я из фирмы «Рэмсей, Маккензи и Кинг»…
— Бабушкины юристы!
— Верно.
— Но я вас не помню.
— Я начал работать в этой конторе всего пять лет назад.
У меня внутри все похолодело. Но я заставила себя спросить:
— Что-то… случилось?
— Ничего не случилось, — его голос звучал очень твердо и ободряюще.
— Тогда зачем вы приехали?
— Из-за целого ряда писем, — сказал Дэвид Стюарт, — оставшихся без ответа.
3
Помолчав немного, я произнесла:
— Я вас не понимаю.
— Из-за четырех писем, если быть точным. Трех — от самой миссис Бейли, и одного моего, написанного от ее имени.
— Написаны кому письма? — Сейчас было не время задумываться о порядке слов в предложении.
— Вашему отцу.
— Когда?
— В течение последних двух месяцев.
— Вы посылали их сюда? Я хочу сказать… Мы так часто переезжаем.
— Вы сами сообщили бабушке этот адрес.
Чистая правда. Я всегда высылала бабушке новый адрес, когда мы переезжали. Я выбросила свою наполовину сгоревшую сигарету в камин и попыталась как-то уложить в своей голове эту экстраординарную ситуацию. Мой отец, при всех его недостатках, был абсолютно неспособен что-либо скрыть… скорее наоборот, он имел склонность выражать свое недовольство вслух и жаловаться сутки напролет, если что-то раздражало или беспокоило его. Но о письмах я не слышала ничего.
Мой гость осторожно спросил, отрывая меня от размышлений:
— Так вы не видели этих писем?
— Нет, — сказала я. — Но это неудивительно, потому что отец всегда забирает почту сам, из магазина.
— Возможно, он просто их не распечатывал?
Но это тоже было на него непохоже. Отец всегда вскрывал письма. Не обязательно для того, чтобы прочесть их, а просто потому, что всегда существовала вероятность обнаружить в конверте чек.
— Нет, он бы так не сделал, — сказала я. Проглотила нервный комок, застрявший в горле, и убрала волосы с лица. — О чем были эти письма? Или вы, может, не знаете?
— Разумеется, знаю. — Теперь голос Дэвида Стюарта прозвучал очень сухо, и было несложно представить, как он, устроившись за старомодным письменным столом, откашлявшись и отодвинув эмоции на задний план, приступает к разбору всяческих завещаний, доверенностей, актов купли-продажи, договоров об аренде и прочих документов с их подводными камнями и невразумительными формулировками. — Дело в том, что ваша бабушка хочет, чтобы вы вернулись в Шотландию… Навестили ее…
— Я знаю, что она этого хочет, — перебила я, — она всегда писала мне об этом.
Он поднял бровь.
— Так вы не хотите возвращаться туда?
— Хочу… Конечно хочу… — Я подумала о своем отце, вспомнила подслушанный давным-давно разговор. — Я не знаю… То есть я просто не могу вот так запросто принять решение…
— Есть какая-то причина, препятствующая этой поездке?
— Ну, разумеется, есть… Мой отец…
— Вы имеете в виду, что некому будет вести хозяйство в ваше отсутствие?
— Нет, я говорю совсем не об этом.
Я осеклась. Молчал и Дэвид Стюарт, вероятно, ожидая от меня каких-то объяснений. Мне не хотелось встречаться с ним взглядом. Отвернувшись, я стала смотреть на огонь. По правде сказать, я чувствовала себя неловко и подозревала, что вид у меня довольно сконфуженный.
— Видите ли, — заговорил мой непрошеный гость, — никто и никогда не упрекал вашего отца за то, что он увез вас с собой в Америку…
— Бабушка хотела, чтобы я осталась в «Элви».
— Так значит, вам это известно?
— Да, я слышала, как они ссорились из-за меня. Они редко ссорились. Мне кажется, они всегда очень хорошо ладили. Но из-за меня тогда вышел ужасный скандал.
— Но это было семь лет назад. Теперь, между нами говоря, мы могли бы все устроить…
Я привела самый очевидный довод:
— Но это же так дорого…
