Кэти Хикман - Гарем
— И когда это случилось?
— В тысяча шестьсот сороковом году. Эта книга имеет посвящение, в котором сказано, что «автор посвящает ее сэру Полу Пиндару, бывшему английскому послу при Оттоманском дворе». Мне это показалось довольно странным. С чего бы английскому послу питать особый интерес к участи пленников? — Элизабет минуту помолчала, размышляя. — Затем я наткнулась на нечто еще более интригующее. Это была короткая надпись, сделанная карандашом на странице, с которой начинается предисловие, прямо рядом с именем того, кому посвящается книга. Надпись гласила: «Смотри также повествование о судьбе Селии Лампри».
Прочтя это, я буквально похолодела, потому что не известно ни одного из рассказов пленников, написанных ранее восемнадцатого века, автором которого была бы женщина. Да и после этого времени они были чрезвычайно редки. Но другое имя — имя Пола Пиндара — звенело у меня в ушах и не давало забыть об этом человеке.
— Ты нашла что-нибудь о нем?
— Да. Ему посвящена довольно большая статья в Национальном биографическом словаре. Этот Пиндар был торговцем, и при этом необыкновенно удачливым. Семнадцати лет от роду он был отдан в ученики к купцу по имени Парвиш, и в следующем году тот послал его в Венецию в качестве своего фактотума. Пиндар провел в Венеции почти пятнадцать лет и приобрел состояние, которое словарь назвал «весьма и весьма обильным».
— То есть он разбогател?
— Да, очень. Как раз в конце шестнадцатого столетия купцы стали получать баснословные прибыли от иностранной торговли, в то время возникают такие же огромные состояния, какие впоследствии приносила торговля Ост-Индской компании, и Пиндар был среди самых везучих. Он стал до такой степени богат и влиятелен, что компания, ведавшая торговлей с Левантом, направила его в Стамбул секретарем нового английского посланника. Интересно, между прочим, что этот посланник тоже был купцом, звали его сэр Генри Лелло. Это случилось в тысяча пятьсот девяносто девятом году. С тех пор Пол Пиндар выполняет различные дипломатические поручения, служит консулом в Алеппо, снова возвращается в Стамбул, теперь уже в качестве посла короля Иакова Первого. Но ни одно из этих поручений не представляется достаточно значительным, самой важной для Пиндара была миссия тысяча пятьсот девяносто девятого года, когда для того, чтобы получить возможность вести торговлю на Средиземном море, Великобритания послала новому султану сказочной красоты подарок. Это были необыкновенные механические часы…
— Но какое отношение все это имеет к Селии Лампри?
— Самое прямое. Но документальных свидетельств о ней я не смогла разыскать. Обычная история — уйма информации о мужчинах и ни слова о женщинах. Так было еще до недавних пор.
— Продолжай. — Теперь в глазах Эвы читалось нетерпение. — Рассказывай о самом главном.
— Оказалось, что Пол Пиндар был другом Томаса Бодли,[7] который как раз тогда начал формировать свою знаменитую библиотеку и просил всех своих друзей приобретать для него в разных странах книги. Пол Пиндар с его путешествиями в самые экзотичные места, должно быть, оказался первым, к кому Бодли обратился с таким поручением. Как бы то ни было, если говорить кратко, Пиндар действительно завещал библиотеке свои книги, и сегодня я там побывала, чтобы посмотреть на них. Этих книг не так уж много, примерно двадцать экземпляров, в основном на арабском и сирийском языках. Похоже на собрание медицинских и астрологических текстов. И лишь по чистой случайности, по самому невероятному везению, уже собираясь домой, я вдруг раскрываю наугад одну из книг и обнаруживаю среди ее страниц сложенный лист пергамента. Я сразу же поняла…
Внезапно Элизабет замолкла на полуслове.
— Что ты сразу же поняла? — нетерпеливо переспросила Эва. Но, взглянув в лицо рассказчицы, изменила вопрос: — Что с тобой? Почему ты замолчала?
При этих словах девушка сделала попытку обернуться и проследить за взглядом подруги, но Элизабет остановила ее.
— Не смотри туда, пожалуйста. Продолжай о чем-нибудь говорить.
— Там Мариус?
— Эва, пожалуйста, не молчи. — Элизабет прижала руку к сердцу.
— Понятно. Он самый.
Тон Эвы стал кислым. Не оглядываясь, она сняла очки и принялась отрывистыми мелкими движениями протирать стекла подолом платья. Ее глаза, лишенные очков, явили миру свой миндалевидный разрез, темный, почти черный цвет и яркий любопытный блеск.
— С кем он в этот раз?
— Не знаю. С кем-то новеньким, — прошептала Элизабет.
Она снова бросила взгляд в ту сторону, где за одним из столиков сидел Мариус. Девушка не видела его больше недели.
Спутница мужчины сидела спиной к подругам, и они могли разглядеть лишь светлые волосы этой особы. Неожиданно что-то внутри Элизабет резко сжалось, как при внезапном приступе болезни.
Затем они перекочевали в кофейню «Королевские доспехи», и там Эва заказала по двойной порции водки каждой. Ей удалось отыскать в дальнем уголке столик на двоих, подальше от остальных посетителей, отмечавших окончание рабочей недели.
— Очень благородное молчание с твоей стороны, — заметила Элизабет, пригубив водки. Она отлично видела, что усилия подруги быть тактичной на исходе и Эва готова взорваться негодованием. — Продолжай в том же духе.
— Не стану. Я давно сказала тебе по этому поводу все, что собиралась, и даже не один раз.
Эва порылась в сумке и извлекла на свет бандану того же красно-белого рисунка, что и платье, и принялась сосредоточенно повязывать голову в стиле «я — прачка».
— Ты имеешь в виду собственные утверждения о том, что он использует меня, что я для него слишком хороша и что все мужчины сволочи?
Эва не отвечала.
— Перестань возиться со своей банданой.
— Почему это я не могу возиться с нею?
— Потому что ты напяливаешь ее на себя только тогда, когда злишься.
— Глупости, — возмутилась Эва.
— Ты сердишься на меня?
— Ради бога, Элизабет, помолчи! — Эва отбросила сумку в сторону. — Из-за этого типа ты становишься по-настоящему жалкой. Он всего лишь забавляется твоим сердцем. Когда вы вместе, вокруг тебя начинается… ну, концентрируется такое огромное количество негативной энергии, что я просто слышу, как потрескивает в воздухе. От этого можно, наверное, заболеть. И ты непременно заболеешь по-настоящему.
«Но я уже больна, — хотела поправить ее Элизабет. — Те чувства, что я сейчас испытываю, и есть самая настоящая болезнь. „Он забавляется твоим сердцем“. Эти слова могла бы произнести моя бабушка. Эва и вправду так сказала или мне показалось?»
