Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер
Зо прерывался только для того, чтобы наскоро перекусить, дважды он попил воды из шланга и вкалывал до самого вечера. Он снял рубашку, поскольку зной усиливался, и трудился без отдыха в одних лишь синих джинсах, подпоясанных старым электрошнуром. Парень работал с таким усердием, что, когда доктор с дочерью наконец вернулись домой и задержались во дворе, чтобы понаблюдать за Боссом Полем и его бригадой и посмотреть, как продвигается дело, Леконт обратил на Зо особое внимание.
— Поглядите-ка, — сказал он. — Какой вес он поднял?
Зо как раз принял позу тяжелоатлета, подняв над головой руки, только гирями служили мешки с цементом, а вокруг витало облачко пыли. На каждом плече уместилось по три мешка.
— Шесть мешков «Национального бренда» по восемьдесят фунтов каждый, — вслух подсчитал Поль, — всего получается четыреста восемьдесят фунтов.
— Li se yon bourik! — удивился Леконт, по-деревенски назвав Зо ослом. — Где ты его откопал?
— В Жереми, — ответил Поль, — как и остальных.
— Он не похож на остальных.
Члены бригады стояли в усталых позах. Сонсон вбивал в траву колышки, Тикен монтировал опалубку, напевая:
Работай, работай головой и сердцем. Не обращай внимания на немощь и жару. Скоро будешь развлекаться со своей красоткой, Если только ты как следует поднажмешь.— Они все умеют работать, — заметил Поль.
— Но усердно ли они трудятся? — возразил Леконт.
— Я стал бригадиром потому, что впахивал до седьмого пота, — сказал Поль.
— Когда-нибудь он тоже станет бригадиром, — вставила дочь Леконта.
Снова появился Зо, таща на плечах по двору в свете заходящего солнца очередные четыреста восемьдесят фунтов цементной смеси. Он не шатался, не сгибался под тяжестью, а продолжал размеренно двигаться, как неутомимые поршни машины в приморской прохладе. Было в его походке какое-то необъяснимое ожесточение, порожденное то ли злостью на свое положение, то ли неотвязной тоской по женщине, то ли подлинной самоотдачей в работе.
— В нашей стране, чтобы чего-то добиться, усердной работы мало, — заметил Леконт. — Требуется еще и это, — он постучал пальцем по лбу.
— Я уверена, что он умный, папа.
Доктор Леконт повернулся к Полю.
— Скажи мне кое-что, Босс. Он умеет читать?
Поль обиделся, сам не зная почему.
— Конечно, умеет. Еще как. Он ведь читает остальным.
— И что же они читают? — рассмеялся доктор. — Дидро? Расина?
Но тут ему пришлось прикусить язык.
Его дочь, оставив отца с бригадиром в тени дома, прошла через заваленную мусором стройплощадку. Она словно несла с собой опустошение, и, наблюдая за ее приближением, Зо и впрямь был опустошен. В первый раз за день цемент неподъемным весом придавил ему плечи. Молодой человек ощутил тяжесть в бедрах и голод в желудке.
— Travayè[24], — проговорила девушка, — как твоя лихорадка?
Зо чувствовал себя цирковым клоуном. Цементная пыль выбелила ему лицо, на котором струйки пота прочертили черные полосы. Губы по контрасту казались ярко-алыми.
— С каждой ночью все сильнее, — ответил он.
Выражение ее лица не вязалось с внешностью. На вид ей было лет двадцать, но была в ней какая-то холодность, выходящая за рамки опыта, словно каждый мужчина хотел с ней переспать, а она притворялась, будто не замечает этого.
— Я Анайя, — сказала она. — В училище меня называют мисс Леконт.
Она стояла у него на пути, как цветок на пути у быка, так близко, что он ощущал запах ее духов.
— Я Зо, — прищурившись, ответил молодой человек. — В бригаде меня называют Зо.
Рабочие стояли в сумерках среди ведер и брошенных лопат и наблюдали за солнцем, садящимся в море. А потом стали укладывать самые ценные инструменты обратно в микроавтобус. Когда Бос-Те-Бос отправился за последними вещами, он заметил Зо, сидевшего на краю обрыва. Сигарета в его губах почти догорела, ее дымок вился вокруг его лица.
Зо снова надел рубашку. Она повисла у него на плечах, точно изодранный флаг, и он походил на памятник самым бедным людям мира и их гордости. Над мысом показались первые звезды. Бос-Те-Бос встал рядом с Зо и поинтересовался, что она сказала ему на этот раз.
— Kiyes?[25] — спросил Зо.
— Девушка, — сказал Бос-Те. — Дочь гребаного инженера.
— Он доктор.
— Так что она сказала?
— Сказала: ты можешь захватить больше мешков.
— Ki sa?[26]
— Сказала, я могу захватить больше мешков с цементом, чем таскаю сейчас. Сказала: «С таким телом, каку тебя, ты, пожалуй, мог бы перенести сразу десяток мешков».
Бос-Te умножил на пальцах. Нули он держал в уме.
— Восемь тысяч фунтов, — сказал он. — Такое даже ослу не под силу.
— Восемьсот, — поправил приятеля Зо, покуривая над прибоем. — Но математика — не самое главное.
Бос-Те-Бос находил это таким странным, что позже, когда они шли через лужайку, перенося последние вещи, он переспросил, действительно ли все так и было.
— В точности, — подтвердил Зо.
— Но что ты ответил? — Бос-Те надеялся на лучшее, но Зо не оправдал его ожиданий.
— Ничего. Понес цемент Сонсону.
Бос-Те покачал головой.
— Чертов Сонсон.
Они выехали на груженом микроавтобусе из богатого района и покатили по равнинному бездорожью; Зо не сказал больше ни слова — ни про девушку, ни про дневной труд, ни даже про анекдот Сонсона о lougawou[27], который влетел в окно спальни, потому что слыхом ни слыхивал про стекло. Зо молчал, пока чистил зубы и заканчивал вечерний туалет. Но потом, когда все улеглись на свои тюфяки на школьном полу, Тикен проговорил:
— Этот старый паршивец тебя на порог не пустит.
— Вот почему ему придется делать это в банановых зарослях, — Бос-Те-Бос говорил так, будто размышлял над этим весь вечер. — Стоя, если надо.
— Стоя лучше, — подал голос Сонсон. — Ты должен так ее отделать, чтобы всю жизнь помнила. У тебя ведь, наверное, будет только один шанс.
— Думаешь, такая девушка станет трахаться в банановых зарослях? — спросил Тикен. — Она занимается этим только в отелях на Лабади[28]. Такие девушки, верно, вообще не трахаются.
— Нет, — Зо помотал головой. — В том-то и дело. Так или иначе им всем это нужно.
Никто не мог с этим поспорить. Зо учился любить так, как другие мужчины учатся ремеслу. Он поступал в ученики к женщинам по всей стране. И знал, как надо заниматься любовью: медленно и осмысленно. Среди этих мужчин Зо был единственным, кто мог успешно крутить роман с двумя любовницами сразу. Единственным, кто пробовал это делать. В Жакмеле[29] его угрожал убить один ревнивый кавалер, размахивая перед его лицом пистолетом. Но хотя Зо знал, как обращаться с женщинами любого телосложения и темперамента, и понимал силу крепких объятий, влюблен он еще ни разу не был.
3
Всю серьезность недуга Зо его товарищи осознали не раньше, чем наступил день выплаты жалованья в бедной стране, и недугом этим оказалась вовсе не малярия, насчет которой они беспокоились.
В тот день полы заливали в приподнятой атмосфере, ведь вечером восемнадцать человек должны были получить наличные. Мужчины скинули обувь и прошлись босиком по сырому цементу, растаптывая комки смеси, точно работники винодельни, давящие виноград. Зо работал ручной мешалкой и весь день вертел грохочущую бочку, а Тикен и Бос-Те, вооружившись лопатами, кидали свежий цемент остальным членам бригады, которые торопливо разравнивали его, прежде чем он успевал застыть подтропическим солнцем.