Линн Грэхем - За что ты меня любишь?
Совершенно неожиданно Ангелос рассмеялся низким, грудным смехом. Выражение мрачной неприступности бесследно исчезло с его лица. Макси изумленно уставилась на него. Бесспорное обаяние этой хищной усмешки застало ее врасплох.
– Ваш пес скорее радостно бросится ко мне на грудь… а вы? – Приподняв темную бровь, он наблюдал за ее реакцией.
Макси залилась краской.
– Убирайтесь! – сорвалась она. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он наконец замолк.
– А вы? – упрямо повторил Ангелос. – По какой-то совершенно непонятной мне причине то, что произошло сейчас между нами, вывело вас из равновесия, вы были испуганы, смущены…
И, слушая его, Макси чувствовала, как внутри у нее все сжимается: никому еще не удавалось с такой легкостью прочесть ее мысли, он словно рассматривал ее под микроскопом.
– Почему плотское желание должно вызывать стыд, – тихо спросил Ангелос, – почему не удовольствие?
Удовольствие?
– Я не могу сказать, что вижу вас насквозь… во всяком случае, пока. – И, бросив ей напоследок эту дерзкую фразу, он вышел во двор и зашагал по тротуару к длинному темному лимузину, где его уже ждал шофер в униформе. Двое большеглазых, оборванных мальчишек, один из которых прижимал к груди футбольный мяч, безуспешно пытались заговорить с водителем. Ангелос остановился и, наклонившись с непринужденной грацией, перекинулся с ними парой шуток. Поймав себя на том, что вновь глядит на него как зачарованная, Макси в сердцах захлопнула дверь.
Он вернется; это ясно как белый день. Трудно объяснить, но у Макси не было ни малейшего сомнения на этот счет. Чувствуя легкое головокружение, она побрела обратно на кухню и, к немалому удивлению, обнаружила там Лиз. На лице подруги читалось нескрываемое беспокойство.
– Баунс сел у дверей в студию и начал скулить. Должно быть, услышал, как ты кричала. Я вернулась в дом, но, естественно, не стала вмешиваться, когда поняла, что вы просто спорите, – с печалью в голосе проговорила Лиз. – К сожалению, прежде чем я ушла назад, мне пришлось услышать больше, чем следовало бы. Какой же ты противный, Баунс, ты так подобострастно вилял хвостом перед Ангелосом Петронидесом, что я ничего не заподозрила!
– Значит, ты поняла, кто приходил ко мне?
– Не сразу, но, Господи, как это я не сообразила? – с горячностью воскликнула Лиз. – Ведь ты так часто говорила о нем!
– Правда? – смущенно выдохнула Макси. Ее щеки пылали.
Лиз улыбнулась.
– Ты все время так к нему цеплялась и столько жаловалась на него, что нетрудно было понять, как сильно он тебя интересует…
Из груди Макси вырвался хриплый смех.
– Что же ты меня не предупредила? Я оказалась к этому совершенно не готова. Всего-навсего инстинкт, мне даже в голову не приходило. Я чувствую себя полной идиоткой! – Макси еле сдерживала слезы. – Ну, вот, теперь у меня жутко разболелась голова…
– Неудивительно, – отозвалась Лиз, – я никогда еще не слышала, чтобы ты так кричала.
– Но никто еще не вызывал у меня такого приступа ярости, – призналась Макси дрожащим голосом. – Мне хотелось убить его! Теперь я оказалась в долгу перед ним, а не перед Лиландом…
– Я слышала, как он сказал, что об этом ты можешь не волноваться.
Глаза Макси вспыхнули.
– Я верну ему каждое пенни, даже если придется потратить на это всю жизнь!
– Возможно, он задел твое самолюбие, но он весьма настойчиво заверял, что не станет требовать расплаты. Мне показалось, он говорил искренне. Почему бы и тебе не поверить в его великодушие – неважно, в долгу ты перед ним или нет? – заключила Лиз с легким смущением.
– Лиз… – перебила ее Макси с безнадежной улыбкой.
– Вдруг окажется, что он из тех, кто женится? – поддразнила ее подруга.
Макси изумленно открыла рот, услышав столь нелепое предположение.
– Ты что, совсем спятила? Как тебе такое в голову могло прийти?
– Завещание твоей крестной.
– Ах, это. Забудь о нем, Лиз. Все уже в прошлом. Поверь мне, Ангелосу Петронидесу и в голову не придет думать о чем-то… о чем-то столь продолжительном, как брак. – Макси тщательно подбирала слова, вздыхая украдкой. У Лиз слишком богатое воображение. – Он не влюблен в меня. Не такой он человек. Жестокий, бесчувственный.
– Мне он таким вовсе не показался. Я поняла, что он очень даже интересуется тобой. Ты удивишься, как много я могу узнать о человеке по его голосу.
В некоторых вопросах Лиз была удивительно наивна. Макси не хотелось вдаваться в подробности и объяснять, что для могущественных магнатов, вроде Ангелоса Петронидеса, она – человек низшего сорта, красивый предмет, живая игрушка, предназначенная для удовлетворения их низменных прихотей.
– Лиз… он будет оскорблен, если кто-то предположит, что он может хотя бы помыслить о серьезных отношениях с женщиной, которая была любовницей другого мужчины.
– Но ты же не была ничьей любовницей!
Макси не ответила. После всего, что о не писали в газетах, теперь этому вряд ли кто поверит.
– В общем Лиз, все, что нужно Ангелосу, – это заполучить меня в постель.
– О! – выдохнула Лиз и покраснела так, что ее веснушки уже невозможно было различить. – Боже мой, только не это! Тебе ни к чему связываться с таким человеком.
В эту ночь Макси не спала, вслушиваясь в шум проезжавших мимо машин. Она не могла простить себе, что ее влекло к Ангелосу Петронидесу. Что ей могло в нем нравиться? «Такая женщина, как вы». Вот что он сказал. И этим выдал себя. Развратница, привыкшая продавать свое тело в обмен на красивую жизнь. Именно так он и думал. У нее больно защемило сердце. Как она могла дойти до того, что люди думают о ней такое?
Когда Макси выбрали рекламировать средства по уходу за волосами, она была никому не известной восемнадцатилетней моделью. Не испытывая особого желания становиться манекенщицей, Макси все же позволила отцу убедить ее попробовать и очень скоро начала зарабатывать деньги, казавшиеся тогда баснословными.
Однако ощущение новизны скоро прошло, и она возненавидела атмосферу злословия и праздных сплетен, царящую среди моделей. Макси откладывала каждое пенни в надежде найти другой способ зарабатывать себе на жизнь.
А отец, полагаясь на ее заработок, принялся тайком от дочери играть по-крупному. Надо признать, управляющий казино Лиланда прикрыл кредит Расса Кендалла, как только заподозрил, что старик увяз по уши. Макси познакомилась с Лиландом Коултером, когда пришла выплатить долг отца.
– Ты не сможешь изменить его, Макси, – сказал он ей тогда. – Даже если он пойдет по миру, все равно последнее пенни поставит на карту. Он должен захотеть измениться сам.
После той унизительной сцены отец клялся и божился, что никогда больше не будет играть, но, как и следовало ожидать, слово свое не сдержал. И поскольку в приличные казино его больше не пускали, он принялся играть в покер по душным, прокуренным барам, связавшись с сомнительными типами, которые с радостью переломали бы ему все кости, вздумай он задержать долг. Тогда-то и настали для Макси нелегкие времена.
