Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Черничная Даша
Новый микрорайон, недалеко от центра. Рядом парк, до работы минут двадцать на машине. Я же не перестаю корить себя за малодушие. Надо было отказаться. До конца оставаться гордой и уйти с высоко поднятой головой.
Я благодарна отцу за то, что он рядом: я открываю замок с опаской, мне страшно войти внутрь.
Он помогает мне занести чемодан в квартиру. Порывается остаться, но я убеждаю его в том, что со мной все в порядке. Как только за ним закрывается дверь, я прохожу в коридор.
Что там дальше, в моей жизни? Что за этим поворотом?
Просторная уютная двушка. Посреди комнаты — несколько чемоданов, скорее всего, там весь мой гардероб, который оказался тут прямиком из квартиры, в которой я жила с Мироном. На диване лежит чехол для одежды. Я поспешно открываю его и обнаруживаю внутри новое теплое пальто.
Чувствую, как скручивает живот тупой болью. Зачем Мирон это делает? Теперь я не его забота.
В квартире пахнет свежим ремонтом и деревянной мебелью. Я хожу из комнаты в комнату и пытаюсь привыкнуть к новой жизни. Наверное, так она и должна пахнуть — краской, клеем и деревом.
Никакого тебе любимого парфюма мужа — сандал и бергамот. Больше не будет этого родного аромата, означающего, что я пришла домой, туда, где меня ждут.
Стало быть, настало время привыкать к этому. К новому месту. Новому виду из окна. Одиночеству. Вот она — моя новая музыка.
Остаток дня отрабатываю на автопилоте, стараясь загрузить себя делами по максимуму.
Возвращаюсь домой после работы и захожу в свою квартиру.
Прохожу по коридору, включаю везде свет. В последнее время я сплю только с ночником. Стала слишком дерганая, пугливая. Боюсь собственной тени. Закрываю глаза и вижу монстра, который поселился рядом со мной.
В груди привычно болит, и я машинально растираю то место. Я справлюсь, обязательно справлюсь со всем — и с этим тоже.
Закрываю все теневые шторы, включаю телевизор и делаю звук громче. Специально, чтобы не слышать постороннего скрежета, скрипа и шуршания. Не должно быть в этой квартире такого, все новое, разве что ценники не висят.
Не должно, но есть.
Переодеваюсь в домашнее и иду к холодильнику. Открываю, осматриваю содержимое — практически все продукты не тронуты. У молока закончился срок годности, на распечатанном сыре появилась плесень. Выкидываю все это, достаю булочку и насухо жую ее. Резиновый вкус. С усилием глотаю хлеб и выхожу на балкон.
Тут холодно. Осень стала полноправной хозяйкой: сорвала пожелтевшие листья с деревьев, нагнала туч. Перевешиваюсь через карниз и смотрю вниз с шестнадцатого этажа. Зачем я это делаю — не знаю. Никогда не испытывала страсти к высоте.
Раздается звонок телефона, и я возвращаюсь на кухню.
— Привет, Ален.
— Привет, мать! — щебечет в трубку моя давняя подруга. На фоне слышен посторонний шум, играет музыка, кто-то кричит. — Ты куда пропала? Совсем от рук отбилась, не звонишь, не пишешь!
— Ну прости, — выдыхаю устало. — Сложно пересечься с тобой из-за разных часовых поясов. Я ложусь спать, а ты только просыпаешься.
— Раньше тебе ничего не мешало. Гош, ты что-то совсем сникла там, — настороженно говорит подруга. — Случилось что-то?
Никогда не любила этого обращения ко мне, но с годами оно стало настолько привычным, что в какой-то момент начало даже ласкать слух.
— Ален, у тебя своих проблем вагон и маленькая тележка.
Алена мать-одиночка. Ее сын болеет. Сейчас они проходят лечение в Штатах. Я всегда восхищалась Аленкой — ее неуемному позитиву и радости жизни. Мне не хочется нагружать ее своими заботами, именно поэтому ничего не рассказываю ей.
— Кстати, у Тимохи закончился курс лечения, — счастливо щебечет подруга.
— Аленка! — впервые за все эти дни я чувствую облегчение и радость. — Господи, как же здорово! Когда вы возвращаетесь? Я встречу вас.
— Да брось, Гош. Ну что я, сама не доберусь? — звучит в ответ беспечно.
Но на деле я знаю, что все гораздо сложнее. Алена рассчитывает только на себя, у нее только пожилая мама, кто отец Тимохи — секрет, который она хранит за семью печатями. Как могли, мы с Мироном помогали ей; помощь она всегда принимала со скрипом, но все-таки интересы ребенка важнее.
— Даже не вздумай, Ален! Мне не сложно.
— Через пару недель, я тебе потом скину время. Как там Мирон? — спрашивает подруга, даже не предполагая, какую бомбу кидает в мою сторону.
Имя, произнесенное вслух, заставляет сердце биться учащенно. Дыхание перехватывает, я опираюсь о стол и медленно сажусь.
— Ален… — я не знаю, что сказать, слова просто-напросто не находятся.
— Гош? — зовет меня подруга, а я чувствую, как по щекам текут горячие капли. — Ритка? Ты плачешь?
— Давай потом, Ален, — прошу ее хрипло.
— Хорошо, — грустно соглашается подруга.
Немного послонявшись по квартире, натягиваю шерстяные носки и ложусь в кровать. Я так привыкла засыпать рядом с Мироном. Он всегда грел меня. Хватал в свои медвежьи объятия и обдавал жаром. Сейчас же не помогают ни теплые одеяла, ни носки.
Мысленно одергиваю себя и вывожу из транса. Нет в моей жизни Мирона. И больше никогда не будет.
Глава 8. Ребенок
— Вот это квартирка. А бывший-то твой не поскупился на ремонт.
— Перестань, Ален.
— А что перестань-то? Грехи замаливает. Молодец. И ты молодец, что приняла и тачку, и хату. Бабки тоже надо было брать, гордость, знаешь ли, на бутерброд не намажешь.
— Пожалуйста, не надо, — устало прошу подругу и ложусь на подушку.
В последнее время чувствую я себя отвратительно. Меня буквально шатает из стороны в сторону. Аленка присаживается на край дивана и прикладывает ладонь к моему лбу.
— Подруга, выглядишь невероятно хреново. Ты вообще ешь что-то? Уже на анорексичку похожа.
— Мне кусок в горло не лезет. Я насильно запихиваю, и меня потом полдня тошнит, — бормочу еле слышно.
— Мда-а, — тянет Аленка.
Она тоже похудела там, в Америке. Но это и понятно — вечные нервы и тревоги не идут на пользу никому. Только, в отличие от меня, избавившись от нескольких килограмм, подруга похорошела. Ее темные каштановые волосы отросли и теперь красиво струятся вокруг лица.
— Как Тимоха? — вяло улыбнувшись, спрашиваю я.
— Носится как сайгак. Мама только и успевает бегать за ним, — хохотнув, отвечает Аленка. — Знаешь, я благодарна Богу, за то, что нам дали квоту. Это из ряда фантастики! Я в жизни точно сделала что-то хорошее, раз судьба так благосклонна ко мне и моему ребенку. Лучшие врачи, лучшая клиника. Все расходы оплатила по квоте, даже перелет и гостиницу при больнице!
— Я так рада за вас, Ален, — сжимаю руку подруги. — Как буду лучше себя чувствовать, обязательно сходим в церковь и поставим свечку.
Аленка активно кивает, а я подкладываю руку под голову и прикрываю глаза. Мне определенно нехорошо.
Нечто непонятное не дает мне покоя. Я медленно подношу руку подруги к носу и нюхаю ее запястье.
— Чем это пахнет? — бормочу, чувствуя тошноту, подкатывающую к горлу.
Алена принюхивается к своему запястью и хмурится:
— Новый аромат себе купила. Не нравится?
Ответить я не успеваю, потому что подрываюсь с дивана, бегу в ванную комнату и падаю возле унитаза. Меня рвет несколько раз подряд, я обессиленно полощу рот водой и оседаю на пол. Ноги ослабли, попросту не держат меня.
— Давно с тобой такое? — настороженно спрашивает подруга, присаживаясь на корточки рядом со мной.
— Случается периодически, — отмахиваюсь я и отвечаю как можно бодрее. — Наверное, из-за того, что питаюсь плохо. Надо сходить к врачу и провериться на гастрит.
— На гастрит, — повторяет задумчиво Алена и почесывает подбородок. — Ну пойдем, что-ли.
Берет меня под мышки, помогает подняться и даже дойти до дивана:
— Будь тут, никуда не уходи. Хотя о чем это я, — машет рукой, разворачивается и направляется на выход.
