Клеймо тирана - Любовь Попова
Пальцы сами в кулаки собираются. Еще и думаешь, как себя сдержать, чтобы потом за убийство не пришлось отчитываться.
— О, Зверев, видел свою райскую птичку? Ты кстати, как наиграешься, нам её отдай. Мы ее нормально трахнем, раз у тебя не получилось.
Не получится. Придется убить. Кулак точным ударом сносит урода с кресла. Он валится на пол, остальные пацаны встают.
Вчера мне не удалось с ним обсудить то, что девчонка моя, дернули по работе.
Как хорошо, что можно все сказать сегодня.
— Зверев, ты охуел в край! Своих бить! Из-за дырки!
— Девку больше не трогать. Ни здесь, ни где.
— А то что? — вскакивает Гога, бычится, лицо красным цветом наливается.
Он меньше меня по росту, кудрявый, смазливый, бабам всегда нравился. Пока штаны не снимает. Интересно, а трахни Веру он один, она бы меньше его ненавидела? Не порвал бы. Красавчик, каких она любит. — Убьешь меня? Попробуй.
Новый удар, и он падает с ног. Тогда на меня его дружки наваливаются. Одновременно. Но быстро отлетают как мухи, тут же срубленные несколькими ударами. Я обычно не показываю, что дерусь, но, наверное, стоило догадаться, что правой рукой криминального авторитета я стал не просто так. Много лет в спортивной школе и несколько лет в тюрьме дают о себе знать. Я просто выношу уродов. Хватаю Гошу за кудри и последний раз предупреждаю.
— Я вот что подумал, я не буду тебя убивать. Личико у тебя смазливое, попка орешком. Я Макара попрошу, он тебя извращенцем отдаст. Они таких любят.
— Да пошел ты.
— Я-то пойду. А ты если еще раз руку на любую бабу поднимаешь, я тебе лично вторую руку сломаю.
— Вторую? — хмурится он и орет истошно, пока я слушаю хруст его гнилой кости.
Бросаю тело и стираю кровь с лица. Все-таки когда несколько на одного, этот хреново действует на здоровье.
Возвращаюсь в свою комнату, слушая крики Веры, отвечая на ее тупые вопросы. Выглядит она вроде умной, но тупит дико. Я бы вообще уже спать пошел, но сучка нарывается.
— Я никогда не буду с тобой добровольно! Никогда не полюблю тебя.
Как по башке битой Разум смывает волной ядовитого гнева.
Стерва чертова.
Еще что — то про любовь орет. Думает, знает, что это такое.
Словно эта самая любовь мне нужна!
Вот тело да, тело у нее такое охуенное, что можно и полюбить. Трахать. Ебать. Стоны вышибать. Заставить кончить, а потом слушать ее ненавижу.
Вон как соски от напряжения стоят, даже сквозь два слоя ткани.
В башке гудит. По венам кипяток пустили.
Она краснее от гнева, на щеках пятная красные, а меня ведет.
От нее, от того, что она будет кричать, пока трахать ее буду.
Толкаю на кровать, сминаю в кулаке сопротивление, переворачиваю на спину.
Дергаю за джинсы, пока она поцарапать меня пытается.
Дикая кошка, но какая же сладкая и вкусная.
От запаха крышак сносит.
От вида кожи с брызгами веснушек пробки выбивает.
Рву джинсы под отборные ругательства, наблюдаю, как открывается вид на круглую попку.
Она своими танцами отлично над ней поработала. Для меня. Только для меня.
Одной рукой удерживаю спину, чтобы не брыкалась, другой задницу мну. Член уже долбит ширинку, а меня штырит все больше.
Внутрь хочу. Потом задницу опробовать. Так бы и сделал. Но ведь опять порву, вряд ли смогу нежным быть.
Сдергиваю лифчик, руки над головой перевязываю, привязывая к кровати. Вид просто охуенный. Тонкая талия, переходящая в извивающиеся бедра.
Попка чуть трясется, словно в танце, а у меня во рту слюна скапливается.
Снимаю с себя джинсы, откидываю на пол, взяв себя в кулак. Как часто я думал, что хочу видеть ее именно такой. В своей полной власти, привязанная, стонущую от оргазма.
— Вер, а может ты просто обижаешься, что не кончила? — нависая сверху, дергаю за волосы мягкие и провожу языком по щеке. Чувствую себя долбанным маньяком, не могу насытиться просто ее запахом, вкусом кожи.
— Сволочь! Ненавижу Тебя посадят!
— Завтра вместе сходим в отделение, напишешь на меня заиление, если тебе так принять будет меня легче.
— ты псих? Больной! Отпусти меня! Мне кажется у меня швы разошлись! Кровь сейчас пойдет! Слышишь? — орет она в матрас, пока я трусы по ногам стягиваю, оставляю следы губы на коже. Поднимаюсь резко и не сдержанно кусаю за ягодицу.
Она орет, снова дергается. И как не устает….
— Больно! Тварь! Придурок! Только так и можешь с женщинами трахаться!
— Вер, у тебя грязный рот, нужно его чем — то заткнуть.
— Только попробуй, я откушу тебе твоего огромного питона!
— Приятно слышать, что ты оценила размер.
— Ничего я не оценивала! Я испугалась, думала ты меня на двое разорвешь!
Развожу ее ноги шире, упираюсь коленями. О да, я бы с удовольствием сейчас туда ворвался.
— Пожалуйста, не надо, — Она больше не может дергаться, лишь хнычет, пока пальцами нащупываю промежность. Складочки открываю, смотрю на розовое совершенство.
До сих пор не верится, что это все мне только принадлежит.
Никто больше это не трогал. Никто не трахал. Моя…
Вот рту слюна скапливается, и я спускаю все на розовую пизденку.
Она теперь влагой блестит, и я пальцами растягиваю нити по всей промежности.
От половых губ, до крошечной тугой дырочки.
Почти не слышу криков. Поднимаю взгляд, замечаю, что повернула голову и смотрит зло. Взгляд такой, что будь она ведьмой, я бы уже в адском пламени горел.
— Еще скажи, что не нравится.
— Нет конечно! Меня тошнит от тебя! — дергается снова, но я хватаю свой член и просто шлёпаю ее по наглой заднице, по щели, что издает сладкий запах. — Извращенец. Ну давай, порви меня! И отвези в больницу. Лучше там, чем терпеть твои издевательства.
Бью членом снова, головкой задеваю клитор. Она кусает подушку, мычит, ноги свести пытается.
— Хватит, прошу тебя! — почти плачет, но я продолжаю. Мучать ее, наслаждаться ею. Трусь головкой о клитор, влажный от слюны. Можно было бы конечно в ее слюне пальцы смочить, но боюсь она мне их откусит.
Глажу ее спину, разминаю плечи.
Чуть приподнимаю бедра Веры, чтобы удобно было членом между бедер скользить. Чтобы задевал мокрую промежность.
Стискиваю зубы, чувствуя, как горячими волнами возбуждение все сильнее накатывает, как яйца от напряжения сжимаются. Одной рукой тело по члену своему двигаю, бедрами подмахиваю. Другой
