Сердце Гудвина - Ида Мартин
Рома замахал руками, показывая, чтобы я дождалась их на следующей станции, и поезд, глухо грохоча, въехал в тоннель.
Мы с Ксюшей три года мечтали найти Розового Фламинго. Поначалу почти месяц катались по всему метро, спрашивая о нем попрошаек, музыкантов, играющих в переходах, дежурных по станции и полицейских, потом перерыли весь интернет, надеясь отыскать свежее упоминание о встрече с ним, но безрезультатно. Потом успокоились и поиски прекратили, однако надежду не теряли никогда.
Сколько раз мы обсуждали, что скажем ему, как будем просить, что предложим взамен, а если не согласится, то хотя бы просто выясним, что с нами такое и как с этим жить.
Но теперь, с ужасом вглядываясь вглубь вагона, я застыла, не в силах сдвинуться с места. И если бы не грузная, толкающаяся бабка, нацелившаяся на освободившееся сиденье, я наверняка так и стояла бы до следующей станции, но от ее тычка отмерла и медленно двинулась вперед. Прошла до вторых дверей, потом еще немного.
Все спокойно. Никакой суеты или смятения среди пассажиров не наблюдалось, а по проходу, насколько я могла видеть, никто не шел. Я дошла до конца вагона и потрясенно обнаружила, что никакого Фламинго в нем нет. Нет ни одного человека, хоть отдаленно напоминающего розовую мумию на костылях.
Но я уверена, что видела его! Быть может, он вошел не в четвертый, а в пятый вагон?
Дождавшись остановки, я выскочила из поезда, в надежде перехватить Фламинго на выходе, ведь попрошайки проезжают всего одну станцию. Но из последнего вагона он не вышел и внутри его тоже не было. Произошедшее не поддавалось объяснению, даже с учетом того, что ко всякого рода странностям в своей жизни я уже почти привыкла.
Случай с Розовым Фламинго произошел, когда мы с Ксюшей заканчивали восьмой класс и выглядели совсем девчонками: в детских, почти одинаковых курточках, с цветными заколками в волосах и без грамма косметики на лице.
Стояла отличная апрельская погода с первым пригревающим солнцем и зябким, но приятно волнующим ветерком. Запрятав шапки в рюкзаки, мы часа два гуляли в одежде нараспашку по Арбату: ели мороженое, обсуждали парней из десятого, фотографировались чуть ли не у каждого фонарного столба и останавливались возле всех музыкантов. Художники зазывали нас позировать для портрета, а возле стены Цоя какой-то парнишка, снимавший трансляцию для своего канала, подарил нам по золотому воздушному шарику.
Домой возвращались на метро. Раскрасневшиеся, взбудораженные, смеющиеся над всем подряд. Дурачились на эскалаторе, и тетенька, сидящая внизу, в стеклянной будке, сделала нам замечание по громкой связи, что развеселило еще сильнее.
Влетели в вагон поезда, но садиться не стали, хотя свободных мест хватало, и первым делом повытаскивали телефоны. Обязательный ритуал, ведь в течение пятнадцати минут, пока мы в них не заглядывали, в мире произошло огромное количество событий. Даже в нашем маленьком личном мире и то произошло.
– У него новая фотка! – восторженно взвизгнула Ксюша.
– Где? – Я попыталась отнять у нее телефон, но она не поддалась.
– На своем посмотри. Боже, Алиска! Ну почему он такой красивый?
Она повернула экран телефона так, чтобы я не могла в него заглянуть и сгорала бы от любопытства. Пришлось открыть профиль Башарова у себя.
Мы с Ксюхой обе любили Юру Башарова из 10 «А» и днями напролет его обсуждали, любовались фотками, бегали на переменах на него «посмотреть», караулили после уроков, чтобы за ним «следить», слушали песни, которые ассоциировались с ним, писали ему с фейковых акков признания и придумывали всевозможные гадания, по которым выходило, что он нас тоже любит – обеих и одинаково сильно.
В том возрасте одна любовь на двоих, как занимательное хобби, объединяла, а заодно и развлекала. Это потом мы поняли, что наше восхищение Башаровым было даже не влюбленностью, а лишь ожиданием и поиском любви. Когда я открыла его новую фотографию, где он, широко улыбаясь, позировал, стоя во весь рост на качелях, не смогла сдержать радостного возгласа, и немногочисленные пассажиры в вагоне неодобрительно посмотрели в нашу сторону.
Ксюша громко и радостно расхохоталась.
– Клево, да?
– Дай воды, – тоже смеясь, попросила я, – аж в горле пересохло.
Сунув мне свой воздушный шарик в руку, а телефон в карман, она полезла в рюкзак за водой.
Поезд притормозил на станции. Двери открылись, выпуская и впуская людей, потом закрылись. Ксюша протянула мне бутылку, я попила, а потом заметила, что на нас больше никто не смотрит – все взгляды обращены в конец вагона, где, согнувшись в три погибели, медленно передвигался на костылях одноногий человек в бело-розовом одеянии. Лицо он спрятал под глубоким, низко опущенным капюшоном, кисти рук обмотаны бинтами, на единственной ноге красовался высокий шнурованный ботинок с вырезанным носом, откуда торчал белый носок. На одном из костылей была прикреплена обрезанная пластиковая бутылка, в которую он собирал подаяния. Весь вид попрошайки, от бледно-розовых шнурков до такого же цвета варежек, производил жутковато-странное впечатление. В глазах немногочисленных пассажиров читался испуг. Один мужчина, осмелившись, кинул в его бутылку пару монет. Остальные вжались в сиденья, ожидая, когда он пройдет мимо, не останавливаясь. Я поспешно отвела взгляд, как будто этот тип – Скромник из SCP, который, если заметит, что ты на него смотришь, немедленно схватит – и жизнь твоя закончится белыми помехами на черном экране.
А Ксюша неожиданно издала странный короткий смешок. Не нарочно и не то чтобы насмехаясь над этим человеком, а, как она позже объяснила, смех вырвался сам собой – от неприятного напряжения и оттого, что мы до этого долго смеялись.
Как бы то ни было, стоило ей издать звук, как белый гребень капюшона тут же устремился в нашу сторону. Костыли монотонно застучали по полу вагона, мелочь в обрезанной пластиковой бутылке зазвенела, и с невероятной для инвалида скоростью попрошайка возник перед нами. Мы обе оцепенели от ужаса.
Головы он не поднимал, но из-под капюшона торчал неприятный острый нос, на котором сидели очки с розовыми стеклами. Узкие сухие губы беззвучно шевелились.
– Что? – с вызовом выпалила Ксюша.
Надеясь, что он оставит нас в покое, я кинула ему пару монет. Но бело-розовый человек не ушел, а потянулся к бутылке, которую я держала в руке. Пришлось отдать.
Попрошайка поднес ее ко рту, влил в себя порцию воды и, громко сглотнув, осклабился в темной, будто бы беззубой улыбке. Мы с Ксюшей едва дышали. Казалось, он стоял так перед нами, страшно улыбаясь, целую вечность.
– Больше нет, – наконец отмерла я.
В ответ попрошайка лишь кивнул и снова наполнил рот водой. А потом вдруг, туго надув щеки, шумно распылил ее прямо на нас, осыпая фонтаном брызг. От неожиданности и отвращения мы с Ксюшей завизжали.
Человек на костылях издал смешок, похожий на тот, что вырвался у Ксюши, и под изумленными взглядами наших попутчиков вышел из вагона, как только открылись двери.
– С вами все в порядке? – Пока мы, пребывая в молчаливом потрясении, вытирали ладонями воду с лица, к нам подскочила женщина. – Нужна помощь? У меня есть бумажные платки.
– Ничего не нужно, – буркнула Ксюша и, схватив меня за руку, утянула в начало вагона, где никто не видел, что произошло.
– Фу, какая гадость. Мерзость! – с трудом цепляясь за высокий поручень, принялась отплевываться она. – Меня, кажется, сейчас стошнит.
– Господи, ну зачем ты засмеялась!
– Думаешь, я специально?
– А что, если он заразный? Больной какой-нибудь, и теперь его бациллы осели на нас, и мы тоже заболеем?
– У меня вся кожа горит! – Она сделала вид, что раздирает скрюченными пальцами лицо.
– Может, выйдем?
– И что мы сделаем?
– Не знаю.
Мы с отчаянием посмотрели друг на друга. У Ксюши в глазах застыли слезы.
И тут раздался голос:
– А что он вам сказал?
Какой-то парень лет двадцати явно прошел за нами через весь вагон.
– Фламинго вам что-то говорил? Круто увидеть его вживую. Я сам хотел к нему подойти, но успел только сфоткать.
– Фламинго? – морщась, переспросила Ксюша.
– Ну да. Разве вы не знаете?! – удивленно воскликнул парень. – Это же Розовый Фламинго. Мемный чел. Почти легенда.
– Он в нас плюнул, – с упреком ответила я. – Что теперь с нами будет?
Парень беззлобно рассмеялся.
– Без понятия. Попробуйте погуглить.
Когда парень отошел, мы полезли в телефоны и выяснили, что Розовый Фламинго – известный персонаж московского метро. Где-то писали, что он страшный тип и привязывается к женщинам и детям с одному ему понятными целями, в других записях утверждалось, что он совершенно обычный человек, живущий своеобразной, но безобидной жизнью. Однако ни та, ни другая, ни какие-либо еще версии нам не помогли. Нигде не говорилось
