В глубине тебя - Фло Ренцен
Нет, спортом, конечно, не начинаю заниматься, но пробиваю по остальным каналам, по всем сразу, навскидку предложенным Рози. Остеопат-массаж чрезвычайно забиты и будут не скоро, так что я покуда записываюсь на иглоукалывание.
Лежу за шторкой в одних трусах, вся в иглах, словно дикобраз. Понятно, времени даром не теряю — беззвучно работаю на планшете.
Слышу, как их заводят за соседнюю шторку. Их две и, разговаривая, они входят.
Сразу узнаю голос Нины. Как видно, адресок, который дала мне Рози — вполне хипповый в кругах осведомленных, не иначе как поэтому туда ходит Нина.
Нина приходит по своему обыкновению не одна — с товаркой (а то, не дай Бог, подумают еще про нее, что она — социопатка одинокая и с ней никто не дружит). Узнаю голос одной из Нининых тогдашних «банщиц» — верно, той самой, что после сауны сдала ей меня. Уверена, узнай Нина, что я тут, рядышком, почти голая и типа беззащитная — устроила б пожар и забаррикадировала бы мне выход.
Нет, я не притихаю, словно мышь, и не стараюсь вдавиться в кушетку, на которой лежу, слиться с планшетом, на котором работаю — ее появление вновь напоминает мне о том, как она поступила, и я, вся такая игловатая, едва подавляю в себе желание вспрыгнуть подобно чертику из коробочки, высунуться из-за шторки и отделать ее хотя бы словесно. Но, хоть мне становится плевать на иголки, я все же говорю себе, что нужно потерпеть.
То, что я слышу, очень скоро подтверждает мне, что терплю я не зря.
— Рик опять болеет?
— Да. Не лечится, все шастает по своим делам. Неудивительно, что… кхм… проблемы. Да и Франк поругивает его. Уже при мне не стесняется.
— Много денег поднимает?
— Когда как. Но всю прибыль в дела пихает. Надоело страшно.
— Как ему твоя «идея»?
— Вроде записался в институт. Учиться будет, куда денется.
— Сейчас все равно на удаленном все, и очники.
— Да, если бы мотался поменьше. А бакалавра сделает — повысят. Франк проектляйтером сделает. А сейчас — всё на подхвате, подряды, подряды эти мониторит. Может, кинет свое баловство.
Так. Рик сам, без меня тянет дело, сачкует на работе, ему по его леваковым самодеятельностям даже платят — значит, он, не стесняясь, «светится». И он теперь — студент-заочник. Аж интересно прям. Чуть было не вспрыгиваю, чтобы спросить, на каком факультете.
— А повысят — будет на что квартиру купить, обставить, содержать по-человечески. Ну, и семью кормить.
— Оу-у? — вспискивает голос подружайки.
— Ну, в дальнейшем, — несколько расхолаживает его, заметно попрохладнев, голос Нины.
— Когда переезжаете?
— Как только, так сразу.
— И когда «как только»?
— Пока не знаю.
— А-а. Все никак?
— Все никак.
— Регулярно ходите?
— Регулярно, — отвечает голос Нины уже заметно нехотя.
— Не помогает?
— Поможет.
Да ну… — шаманить ходят? Прям вдвоем? Она его таскает? И — глухняк?..
— Ну а если все-таки не поможет?
— Да что ты заладила — поможет, не поможет! Ну, усыновим кого-нибудь… Да откуда я знаю… Ты думаешь, это мне надо? Я похожа на дуру, которая спит и видит, чтоб поскорее фигуру свою потерять?
— Да ты-то не потеряешь, не заводись.
— Да я-то знаю, что не протеряю. Да мне вообще не горит. Это ж ему надо. Было. А сейчас он в своем этом бизнесе варится, не видит, не слышит ничего.
Не-ин-те-рес-но. Скукота. Лучше про дела опять попиздите.
Но они не затыкаются:
— Так а термин у вас есть уже?
— Пока нету. Ему вечно некогда сесть, запланировать по-человечески.
— Опять уламывать будешь?
— А как еще?.. Ограничения снимут — хоть свадьбу нормально отпраздновать можно будет.
— В Берлине или…
— Мои у них предлагают. Ну да, у них красиво, места живописные, как раз для фото-сессии.
— Знаешь, какое платье?.. — восхищенно полузадыхается подружайкин голос.
— С пятнадцати лет знаю, — отрезает голос Нины. — Время-то идет — надо успеть урвать от жизни кусок, и пожирнее. А то досижусь, как дура.
— «Как дура», мгм-мгм, — голос у ее подружайки меняется, становится злобно-насмешливым: — Что ж Ка-та-ри-на?.. Больше не всплывала?
— Нет. После того дефиле у нас — нет. А то вцепилась в него, как спрут… — Нина вполне слышимо сглатывает. — Прям держит, держит, тварь… Он, слава Богу, ее отшил. Сла-ва Бо-гу…
— Слава Богу.
У немцев не принято совершать крестного знамения, но сейчас форменно «вижу», как эти две именно это и делают, а не делают, так, значит, думают.
— Слушай, но он же… больше… — вопрошает голос подружайки.
— Не-а, больше — нет.
— Точно?
— Сто-про-цент-но.
— И как ты все это выдержала…
— Знала, что ненадолго, — «скучает» голос Нины, прям заснет сейчас. Беспробудным сном.
— Откровенно говоря, никогда не понимала, зачем он тебе сдался, — в голосе подружайки и восхищение, но и боязливая недоверчивость, явное непонимание. — К чему все эти жертвы.
— Ха, да какие жертвы?.. Вопрос принципа, — сухо-жестко отчеканивает голос Нины.
Ну надо же. Любопытно прям. Не-а, не любопытно.
— Любовь?
— Ага. Его — ко мне. Он заслужил меня. Он заслужил того, чтобы беспрепятственно меня любить.
— А ты — его?
Конечно, этот вопрос мучает подружайку, но Нина не ведется и вместо того, чтобы расколоться про свою «любовь», говорит:
— Мы подходим друг другу. Стопроцентное попадание. И чтоб никакие не влазили. Прикинь, — стебется ее голос, — мне Каро рассказала, как ее тогда чуть было в Милан не отправили.
— Хи-хи.
— Да-да.
— Как там Каро? — интересуется подружайкин голос.
— Все так же. Все там же.
— Все там же, не в Милане?
— Все там же, не в Милане.
Если их треп доселе был «любопытным», то теперь я и подавно чувствую, что тихушничала не зря — с этого места будет куда интереснее.
Прекращаю все посторонние дела, чтобы не пропустить ни слова, ни звука и — да, строго-настрого запрещаю себе дышать. Подышу потом.
— Она так и живет у себя? — спрашивает голос подружайки. — С родителями в одном доме?
— Ну да. Как ей переезжать куда-то, в ее-то состоянии? У Херца лечится.
— Есть сдвиг?
— Есть вроде, — голос Нины сух и аналитичен. — Он много не рассказывает. Не имеет права. Она-то не вникает и рассказать про свой прогресс не может. Иногда ее отпускает, тогда она прямо сама так и говорит: «Мне лучше».
— С ума сойти, а ведь по ней абсолютно не скажешь. Она самый уравновешенный человек, какого я знаю.
— Херц говорил: это накатами приходит, — говорит Нинин голос. — Он не рассказывал конкретно про нее…
— …не имеет права…
— …не имеет права, но в общем он говорил,
