Нырнуть без остатка - Катя Саммер

Я не стремилась найти компанию, но на понтоне было суше. Да и Горский не настолько противен, чтобы его избегать.

Тушу и прячу окурок в пустую коробку. Лимит затяжек исчерпан. Две сигареты в неделю – все, что могу себе позволить. В мой скромный бюджет не входит никотиновая зависимость.

– Едва знакомы? – спустя время разрезает тишину голос с хрипотцой.

– То, что я знаю твое имя, не делает тебя более знакомым.

– А что делает?

Его глаза блестят в ночном свете. Сейчас в них ничего не разобрать, но голос у Горского такой же спокойный и плоский.

Если он думает, что я стушуюсь, его ждет разочарование. Я смотрю на закатанные рукава фирменной ветровки. Точнее, ниже.

– Откуда у тебя шрамы?

Мне было интересно утром, и сейчас интерес не угас. А я привыкла удовлетворять любопытство.

Горский даже бровью не ведет: снова безразличный взгляд, снова прямые губы. Он только слегка чешет щеку, покрытую щетиной, прежде чем заговорить.

– Первенство в Египте. Было очень мелко и очень много ракушек. И очень хотелось выиграть. Есть еще шрамы, показать? – похоже на провокацию.

Губы плохо слушаются, но я заставляю себя выдавить глухое «да» и вижу насмешку в заломе бровей. Горский впервые за все время улыбается. Не глазами, но губы и правда красиво складываются в улыбку. Он светит ровными зубами и задирает штанину, хвастаясь тонкими полосками на голени.

– Бутылки в Дону и спор на пять тысяч.

Он тычет выше колена на стянутое пятно.

– А это медуза в Карибском море. Достаточно подробная экскурсия? – спрашивает вроде бы шутливо, а в следующую секунду снова серьезен как никогда. – Ты сказала, что фамилию тебе дали. А родители? Ты хоть что-то о них знаешь?

Я мотаю головой.

– О ком-нибудь из родных?

– Нет.

– Пыталась искать?

– Нет, – отвечаю резче.

– Почему?

– Потому что не хочу, – сдерживаюсь, не договаривая сразу, но на выдохе добавляю: – Не хочу разочароваться. Что бы там ни было, я не имею права их осуждать.

Прикусываю язык, потому что выдаю слишком личное. Он тоже замолкает.

– Почему тебе это интересно? – спрашиваю скоро Горского.

Люди спрашивают о многом. Но о том, искала ли я родителей, – никогда.

– Есть вещи, которые тяжело представить.

Разговор дальше не клеится. Мы оба не хотим углубляться в детали, оба не стесняемся задавать прямые вопросы. Каждый ловит волну и плавает в собственных мыслях.

Я чуть вздрагиваю, когда тишину пляжа нарушает заливистый смех. Смотрю в сторону, откуда доносятся голоса, а после и мелодия гитары. Там своя вечеринка, на нас никто не обращает внимания.

Я знаю эту песню – про ночь, стоны и страдания скорпионов2, сама не замечаю, как начинаю подпевать. Замираю, только когда на откровенной фразе встречаю взгляд Горского. Холодный, кажется, даже бездушный и при этом пронзительный до дрожи. В его глазах явно запаяны магниты, иначе не могу объяснить то, что происходит.

Музыка стихает, но продолжает играть в голове. Я совсем не моргаю, глаза печет. Не моргаю, потому что боюсь. Боюсь закрыть их и даже на миг представить то, о чем думаю сейчас. Нельзя. Глупые мысли.

Я слишком долго не дышу и давлюсь воздухом. Из легких вырывается странный хрип, который портит магию. Я возвращаюсь на землю откуда-то из космоса. Мысли восстанавливаются в логические цепочки и приводят к одному-единственному выводу: мне здесь не место.

Не успеваю я открыть рот и даже пошевелиться или встать, Горский резким движением скидывает верх вместе с майкой. Я пытаюсь подобрать слова, но чертовски теряюсь.

– Поплывешь со мной? – прорезает ночь его голос.

– Нет.

– Тогда приятно было познакомиться, девочка Рада.

Он стягивает штаны и ныряет с понтона вперед. Я долго вглядываюсь в пустоту, чувствую, как в ожидании замедляются удары сердца.

Когда Горский выплывает, я уже едва могу его различить. Небольшая точка вдали по имени Никита.

– И мне, – шепчу в пустоту. – Наверное.

Глава 6

Рада

Я всегда чутко сплю. Ночью не ощущаю себя в безопасности. Наверное, это из детства. И нет, ничего страшного со мной не приключалось, но детский дом после заката представляет собой мало приятного. Не в интересах ночных воспитательниц с их зарплатой заниматься педагогикой. Особенно со взрослыми парнями, которые чувствуют себя хозяевами положения.

В общем, просыпаюсь я обычно с рассветом или от любого шороха. Но не сегодня. Сегодня сплю до победного. Ире даже приходится будить меня настырным стуком, потому что телефон, как всегда, на беззвучном. Почти на ходу умываюсь и чищу зубы. Не представляю, что могло мне сниться и так крепко держать за гранью реального: едва открыла глаза, образы ускользнули.

День эстафетных соревнований пролетает незаметно. Сегодня все организованнее, живее. Людей больше, работа слаженнее. Правда, при этом и жарче намного – солнце явно спутало осень с летом. Я устаю сильнее, чем раньше, и сбегаю при первой возможности. Ближе к вечеру, когда народ рассеивается, быстро окунаюсь в море у берега и перекусываю с Ирой в столовой. От продолжения банкета отказываюсь. На этот раз Пустовая не настаивает, кивает и хитро улыбается. Представляю, что у нее на уме – она о Горском не умолкала. И ладно. Если так я спасусь от ее гениальных идей свести меня с кем-нибудь, пусть думает, что хочет.

Сворачиваю с оживленной дорожки на пустырь за летними домиками и делаю контрольный звонок – только душу травлю – и в разбитых чувствах плетусь отдыхать. Не выходит у меня беззаботно радоваться жизни вдали от него. Кажется,