Мой большой... Босс - Мария Зайцева
Он идет, крепко держа меня за руку, зорко высматривает неровности тропинки. Чтоб уберечь меня от них, не дать мне упасть…
И я понимаю, что за таким человеком я бы на край света…
Глупая Майка сошла с ума.
Ну и ладно.
Он — самая лучшая для этого кандидатура.
Возле бабушкиного дома — тишина. Нет ни огонька ни у нее в комнате, ни у кого-либо из соседей.
И это хорошо.
Значит, спит бабушка, не заметила моего отсутствия.
— Здесь живёшь?
Киваю.
— Ну что, Майя… — он видит в полутьме мои округленные от удивления глаза, усмехается, — тетка сказала, как тебя зовут. Я — Тимерхан. Племянник двоюродный тетки Мани.
Я киваю машинально, завороженная его странным и грозным именем. Тимерхан… Как Тамерлан. Завоеватель.
Ему идет это имя. Чувствуется в резких чертах лица что-то такое… Дикое. А в обманчиво спокойных движениях — способность мгновенно меняться в сторону безудержной ярости.
— Иди, — он выпускает мои пальцы, показывает на дом, — я постою, подожду. И не гуляй больше по ночам одна. Хорошо?
Я опять киваю. И не двигаюсь с места. Смотрю на него, облитого полной яркой луной, делающей его грубые черты еще более резкими и в то же время завораживающими.
Он спокоен. Он выполнил свой долг, защитил меня. И теперь исчезнет из моей жизни. Как и положено духу-защитнику.
Но… Но духа надо отблагодарить за помощь… Это будет правильно.
Я больше не думаю.
Делаю шаг к нему навстречу, боясь остановиться или того, что он сам меня остановит, кладу руки ему на плечи, прижимаюсь, задираю подбородок, встаю на цыпочки.
И целую.
Прямо в губы. Сухие, немного шершавые, грубоватые. Удивленно дрогнувшие от моей неожиданной инициативы.
Я не умею целоваться. От слова «совсем». Но сейчас словно происходит что-то, словно перерождается внутри меня. Потому что нет робости, нет смятения, не неуверенности.
Мне ужасно хочется добиться его ответа, хочется, чтоб эти губы раскрылись под моим напором, не казались каменными.
И я все делаю для этого.
Пользуясь тем, что Тимерхан замер, судя по всему, удивившись моей настойчивости, я торопливо обвиваю мощную шею руками, практически повисая на мужчине, и с увлечением целую его, забывая про стыд, сомнения и прочую ерунду, которая обычно мучает меня постоянно.
Но сейчас мне не до этого.
Мой защитник скоро исчезнет, растворится в пыли дорог на своем крутом байке, и я его больше никогда не увижу! Никогда не почувствую тепло его рук, ощущение спокойствия и защиты, исходящее от огромного тела, свеже-терпкий аромат его кожи…
Да разве есть у меня сейчас время рефлексировать?
Да пошло оно все к чертям!
Я хочу его целовать, хочу взять от этой минуты все! Вообще все!
Пусть он не ответит, пусть потом посмеется над моей глупой попыткой! Пусть! Зато это мгновение — мое!
Увлеченная своими ощущениями, их новизной и яркостью, обескураженная собственной смелостью, небывалой, немыслимой для меня, я перестаю что-либо воспринимать, приходящее извне.
И в одно мгновение теряю полностью контроль над ситуацией.
Или у меня его отнимают.
Потому что мой защитник отвечает мне на поцелуй.
Поцелуй Темирхана
Знаете, каково это, когда тебя внезапно подхватывает ураганом? И несет, несет, несет… А ты кружишься в этом безумии и понимаешь, что вообще ничего от тебя не зависит. Твое тело, такое привычное, родное, можно сказать, до каждой клеточки знакомое, неожиданно становится чужим.
Потому что ты не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, внутри все сжимается и болит. Но страха нет.
Есть восторг, ощущение безумия, полета, чудовищной в своей наготе свободы. От всего.
И не думается, что будет, когда ураган унесет тебя туда, откуда не выбраться. Или просто с размаху шлепнет о стену. Или разожмёт объятия…
Есть только это мгновение, ощущение полета, безумия, свободы.
Темирхан целует меня, и, кажется, вообще не понимает, что делает со мной этим ответным движением губ.
Ладони его занимают уже привычное и такое правильное место на моей талии, а губы непривычно настойчивы и грубы. Но я едва ли замечаю сейчас сухость кожи, силу огромных рук, напор жесткого, привыкшего брать свое без разговоров, мужчины.
У меня словно часть мозга выключается. Та, что за осознание происходящего отвечает.
И за инстинкт самосохранения, конечно же.
Потому что ответ моего спасителя вообще никак не похож на простую поддержку моей глупой инициативы. И не факт, что он меня захочет отпустить теперь.
Темнота улицы, тишина, такая, какая обычно бывает в деревне летом, все это делает мир вокруг нас маленьким, интимным. И в этом мире он — мой хранитель и одновременно пленитель.
Мне кажется, что, даже захоти я сейчас все остановить, не смогу. Темирхан не услышит и не захочет этого сделать.
Здесь, в моей маленькой Вселенной, хозяин — он.
Хорошо, что я не желаю все прекращать.
Наоборот, его ответ пробуждает во мне что-то невероятно мощное, чувственное, кажется, что я горю в его руках, плавлюсь, умираю. С трудом осознаю, что меня уже не просто держат, меня гладят, основательно и грубовато, сминают ягодицу через джинсы прямо, а ощущается это так, словно по голой коже — сильно, жестко. Дышать мне давно уже нечем, только беспомощно держусь за широченные печи Темирхана, прижимающего меня все сильнее и сильнее.
А через секунду меня подбрасывает вверх, испуганно и растерянно цепляюсь за его плечи, машинально обхватываю ногами бедра… И замираю, осознавая, наконец, происходящее.
Мы посреди улицы, Темирхан держит меня одной рукой под попу, как ребенка, легко и совершенно не напрягаясь, а второй рукой продолжает гладить по спине. И целует, абсолютно по-взрослому, проникая языком в мой рот, настойчиво, не давая вздохнуть, опомниться…
Мои жалкие усилия удержать голову над водой, гаснут,
