Позволь мне верить в чудеса (СИ) - Акулова Мария

Они спустились под землю без эксцессов, Илона слова взялась за локоть, Корней чуть сощурился, привыкая с неестественному освещению. Они делали шаг за шагом, приближаясь к тому источнику звука, который и в более тихой из-за расстояния вариации раздражал, а с приближением, казалось, уже откровенно бил по ушам.

Вероятно, все дело в том, что переход — не место для подобных концертов. И будь воля Корнея, он скорее всего их запретил бы. Из пожарных, акустических, эстетических и этических соображений. Но его никто не спрашивал. Да и его этика-эстетика заботила немногих. К чему он тоже относился спокойно. В меру амбициозный, но вполне трезво мыслящий. Не жаждущий ни всех денег мира, ни власти над ним. Просто иметь возможность жить так, как хочется, получая удовольствие от того, что результаты его трудов разительно отличаются от убожества подобных переходов и их обитателей…

Когда до источника звука осталось не больше пяти метров, телефон в кармане брюк завибрировал. Корней чуть сбавил шаг, Илона отреагировала моментально — тоже пошла медленней, глянула мельком на мужчину.

Если бы звонил Вадим или кто-то еще — Корней просто скинул бы. Но на экране высветилось «Самарский Ярослав». Давать отбой неприлично. Тем более, он никогда звонками в нерабочее время не злоупотреблял.

— Я отойду на секунду, — Корней снова снял с себя руку Илоны, ответа не дожидался, сделал несколько шагов в сторону, закрывая одно ухо, чтобы музыка так не громыхала, прикладывая трубку к другом. — Алло.

— Алло, Корней. Конец августа, Берлин, выставка. Поедешь?

— Надо срочно решить?

— Да. Вчера еще. Забыл спросить.

— Еду.

— Хорошо. Отдыхай.

Ярослав скинул, Корней глянул на экран, хмыкнул. Ему определенно нравился такой формат сотрудничества. Коротко и по делу.

Развернулся, сначала скользнул взглядом по Илоне, которая стояла к нему спиной, глядя на тот самый источник звука — сборную солянку. Две гитары, две скрипки, виолончель… Довольно эклектично. Да и музыканты все, как на подбор, не на подбор. Пестрый молодняк. Зато набросали денег им знатно — в чехле из-под виолончели собралась нормальная такая кучка с горкой.

Корней снова хмыкнул, подошел к Илоне, положил руку на поясницу сзади, аккуратно подталкивая в сторону, чтобы продолжить путь. Она же, почему-то, не воспользовалась возможностью тут же. Повернула немного голову, глянула на мужчину:

— Есть мелкие деньги? Хочу бросить. В детстве на скрипке играла, — дождалась кивка, а потом и купюры, которую Корней достал из бумажника. Смотрел Илоне вслед, пока она приближалась к чехлу, немного приседала в своем узком платье, отправляя купюру поверх кучки. Не то, чтобы мелкую. Видимо, именно увидев ее, одна из гитаристок дала петуха. Настолько очевидно, что Корней, обладавший не только вкусом, но и слухом, скривился. Потом же перевел взгляд на виновницу его ушной и душевной боли, замер на мгновение.

Та же кудрявая девица. Аня Ланцова. И снова грудь царапнуло раздражение. Вот везде она ему все портит. Ни высотку нормально построить. Ни по переходу пройти.

Он без стеснения разглядывал нещадно покрасневшую девушку, сидевшую на складном стульчике посреди перехода, пока Илона не вернулась.

Видимо, девочке присуща склонность привлекать к себе внимание и наслаждаться им. Вот только «аудиторию» она предпочитает откровенно специфическую — не строители, так снующие по переходу гуляки и городские сумасшедшие. Да и способы привлечения так себе — не голыми ногами, так очень условно талантливой игрой.

— Идем? — Илона тихо задала вопрос, повернув голову, Корней же еще несколько секунд смотрел на Ланцову, а потом кивнула.

— Да. Идем, — после чего позволил снова положить руку к себе на локоть, развернуться, уходя прочь.

— Как думаешь, почему люди так любят усложнять себе жизнь? — вопрос Высоцкий задал уже когда они с Илоной мчались по ночному городу в сторону его квартиры. Вокруг снова была исключительно его эстетика — кожаный, вкусно пахнущий, темный салон. Тихая, идеальная, без единого петуха, музыка. Элегантная, спокойная, выдержанная женщина. И только где-то на периферии сознания червяк раздражения, причиной которому — кудрявая любительница внимания и ее упрямая бабушка.

— Потому что дураки… — Илона ответила быстро и честно, пожимая плечами. Посмотрела мельком на Корнея, а потом снова на дорогу.

Она сложности не любила. В этом они с Корнеем совпадали максимально хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ ***

— Анюта… Слава богу! — Аня зашла в дом, опустилась на табуретку, аккуратно прислоняя к стене чехол с инструментом и стульчик. Подняла взгляд на бабушку, которая вышла из кухни, остановилась в нескольких шагах, неосознанно сцепила руки замком перед грудью. — Почему телефон опять вне зоны?

— Отключился, ба… Всё как всегда. Сначала показывает шестьдесят процентов, а потом хлоп — и отключается. Батарею надо поменять… — Аня старалась, чтобы ее голос звучал ласково и спокойно, хотя вечер получился непривычно сложным, и сейчас она чувствовала себя не просто уставшей, а полноценно раздавленной. Хотя, казалось бы, с чего вдруг?

— Так ведь меняли уже, Ань. Новый телефон надо покупать.

— Давай сначала к стоматологу тебя сводим, а потом мне телефон, хорошо, бабуль? — Аня покачала головой, «обула» губы в улыбку, расстегнула ремешки на босоножках, которые сегодня еще и натереть умудрились. Хотя опять же, казалось бы, с чего вдруг? Оглянулась на гитару — поняла, что не грохнется…

И пусть стоило бы отнести в комнату, расчехлить и поставить на подставку, но было так лень, что Аня только мысленно махнула рукой. Потом же встала, залезла в кармашек поясной сумки, достала оттуда вырученные сегодня средства, протянула бабушке…

— Хороший день был. Один щедрый человек вообще пятисотку положил.

— Иностранец что ли какой-то? — бабушка приняла деньги без особого энтузиазма. Ей всегда было сложно смиряться с тем, что Анюте уже приходится участвовать в содержании семьи. Но, к сожалению, выбора у них не было. От Анфисы помощи ждать не приходилось, а больше понадеяться им было не на кого.

— Нет, наш… — Аня ответила, усмехнулась, головой мотнула.

— Давай все же телефон купим, Нют? В кредит возьмем. Зачем мне зубы, если с тобой что-то случится? Ты ночами вдоль этой стройки ходишь, а у меня сердце не на месте…

— У меня гитара есть, я отобьюсь в случае чего, — Аня же все не сдавалась, положила голову на бабушкино плечо, почувствовала, как рука Зинаиды скользит от плеча вниз до запястья… И вроде бы такой незначительный ласковый жест, а на душе разом легче.

— Вот дурочка. Сплюнь. Не дай бог! И ладно еще летом, а осенью что? Снова будете до ночи играть?

— Будем, ба. Видишь же, это выгодно. Да и нам в радость. К тому же, осенью здесь уже будут фонари и мощеные дорожки. Высоцкий постарается…

Аня снова хмыкнула, на сей раз будто бы даже зло. Зинаида это заметила, почувствовала тревожный укол, но быстро себя одернула. Она ведь тоже злилась на Высоцкого с его конторой. Почему Аня не может? Она хоть и золотой ребенок, но дом этот любит не меньше бабушки, а Высоцкий ему откровенно угрожает.

— Ну и пусть будут, Нют. И магазины пусть откроют. Бассейн вон даже обещали вроде как. Пойдешь, запишешься.

Аня чуть отстранилась, посмотрела в бабушкино лицо, еле заметно улыбнулась.

— Бассейн будет, а мы? — задала вопрос, но ответа не ждала. Обошла бабушку, закрылась в ванной, включила теплую воду, подставила ладонь под струю, присела на борт, почувствовала себя еще более усталой, кажется. А все из-за него.

Высоцкого… И как умудряется только? Так смотреть, что чувствуешь себя то ли вошью, то ли котенком облезлым.

Аня вернулась мыслями в подземный переход, потянулась другой рукой к лицу, с силой надавливая пальцами на зажмуренные глаза… Будто это могло помочь «развидеть» и «распомнить». То, как он идет под руку с безумно красивой женщиной. То, как поворачивается спиной. То, как Аню черт дергает зачем-то поднять взгляд и узнать спину. А потом молиться, чтобы обошлось, чтобы он-то ее не заметил. Но нет. Разворачивается, подходит к спутнице, достает бумажник, дает своей женщине купюру…