Люсьен Гольдберг - Скандалы
– Да? – удивился Таннер, расплываясь в похотливой улыбке. – Как это ты так здорово разбираешься в своих клиентах, Ирвинг?
Склонившись к нему, Ирвинг заговорил шепотом.
– Строго между нами, – начал он и сосредоточился на „Кровавой Мэри", выжидая, пока в голове у Таннера прокрутятся грязные сцены. – Но сначала хотелось бы поговорить о книге Джорджины. У меня есть несколько потрясающих идей. Я намерен побеседовать с Бобом Каданофф о выпуске целой серии таких работ. Думаю, мы делаем ее знаменитой. Она обладает потрясающим чувством стиля. Твоя мысль дать в воскресенье статью о ней – просто блистательна. Это подтолкнет „Уинслоу-Хаус", что нам и необходимо. Я договорюсь о встрече на понедельник...
– Звучит здорово, Ирвинг, – прервал его Таннер. – Я безоговорочно тебе доверяю. Думаю, Джорджина будет вне себя от радости. Клянусь Богом, у нее куча соображений насчет такой серии. Так что вперед. Делай то, что считаешь нужным.
Таннер таял от расположения к Ирвингу и очертя голову шел в его ловушку.
– А теперь, – наклонился к нему Таннер, – расскажи мне подробнее об этой Лопес. Ты в самом деле... ну, ты знаешь.
Раз! Мышеловка захлопнулась.
Когда Ирвинг пошел плести, как он выдумал ее „сценическое" имя, застав ее за мастурбированием, Таннер перешел от „Перрье" к шотландскому.
Когда Ирвинг начал перечислять якобы названные девушкой имена тех, с кем она занималась сексом, Таннер отмахнулся от официанта.
Ни для кого не было секретом, что в восьмидесятые годы издательская империя Таннера находилась под угрозой. К этому приложил руку некий тип по имени Арнольд Элиху, самодовольный ханжа, постоянно цитирующий Библию, папаша одиннадцати детей, которых он постоянно снимал портативной камерой для масс-медиа. Это было в разгар шумного развода Таннера, и в те восемь месяцев, когда Элиху расточал брань в адрес Таннера, он превратил его жизнь в ад. Таннеру все же удалось сохранить контроль над своими компаниями, но его ненависть к Элиху не угасла.
Исходя из того, что любопытство Таннера безгранично, Ирвинг пустился в повествование, на ходу сочиняя подробности. Он изложил якобы рассказанную ему Марией Лопес историю о том, как проходила садомазохистская вечеринка с известным нью-йоркским бизнесменом. Внезапно Ирвинг остановился, словно запамятовав что-то, и хлопнул себя по лбу.
– Боже! – выдохнул он. – Я только что сообразил: ты должен знать этого типа.
Таннер, вытаращив глаза, уставился на него.
– Думаешь?
– Ну да, конечно, – сказал Ирвинг, делая вид, что вспоминает имя. – Он еще хотел, чтобы девчонки связывали его колготками. Вот черт... – Он щелкнул пальцами. – Невысокий такой, лысый, год тому назад купил „Пенн-медиа". У тебя не было с ним каких-то дел пару лет назад? Точно не помню... – бормотал Ирвинг, притворяясь, что все еще не вспомнил имени.
Таннер посмотрел, не подслушивают ли их.
– Господи, Ирвинг! Уж не имеешь ли ты в виду Арнольда Элиху?
– Ну конечно же! Элиху! – Ирвинг снова щелкнул пальцами. – В общем, девчонки согласились его связать. Затем он предложил им еще по куску, если они согласятся прижигать ему соски зажигалкой.
Все эти детали осеняли Ирвинга так быстро, что он едва успевал выговаривать их. Он никак не мог вспомнить, есть ли у Таннера дети, в частности дочери, от первого брака. Надо намекнуть ему, что напарницей Марии в этом представлении была четырнадцатилетняя девочка.
Он бросил взгляд через стол, но, заметив выражение ярости на лице Таннера, решил не рисковать. Ирвинг всегда гордился своим умением тушеваться, когда ему удавалось одержать победу.
Поняв, что его миссия успешно завершена, Ирвинг помахал официанту.
Они заглянули было в меню, но вдруг Таннер как бы между прочим сказал:
– Слушай, Ирв, а что, если украсть девчонку у британцев?
– Ты имеешь в виду второе похищение?
– Я мог бы отправить кого-нибудь выяснить, где она находится. Если ей понадобятся деньги, это не проблема. Если к этой истории имеет отношение Элиху, ее можно как следует раскрутить. Ну что?
Ирвинг помолчал, словно размышляя над этим. На самом деле он даже расслабился, потому что план сработал.
– Ну, в общем-то... старина, это круто. Придется поспешить. Я не уверен. Не думаю, что даже тебе это удастся.
– А что, если прямехонько отправиться к англичанам и перекупить девчонку? Билли Мосби – мой хороший приятель. Кажется, он троюродный брат королевы, но любит баксы, как простой смертный.
– Н-н-ну, – тут есть определенная опасность: догадавшись, что мы имеем к этому отношение, они ее упрячут будь здоров.
Таннер попросил официанта принести мясной салат и охлажденный чай. Ирвинг поспешно заказал то же самое, надеясь, что они здесь не засидятся. От этих планов у него голова пошла кругом.
Они молчали, дожидаясь официанта. Таннер наклонился к нему.
– Я справлюсь, – спокойно сказал он. – Я точно знаю, что нам делать. Это нелегко, но думаю, сработает. Завтра я встречусь с одной молодой репортершей, которую заприметил мой редактор. Петра Вимс говорит, что она сложная штучка, но ничего не боится. Может, ей удастся разрешить нашу проблему на месте. Давай, я сначала подкину ей нашу идею, а потом поговорим.
Ирвингу было жаль расставаться с историей Марии Лопес. Он с удовольствием продолжал бы накручивать Дайсона. А теперь они неизбежно вернутся к пустой болтовне об этой чертовой книге, сочиненной королевой лимонных суфле.
29
Открыв двери, Кик сразу поняла, что Нива уже успокоилась. В ней не было ни смятения, ни растерянности, которые Кик слышала в ее голосе всего час назад.
Перешагнув порог, Нива протянула Кик промасленный бумажный пакетик с изделиями французской пекарни на Колумбус-авеню.
– Шоколадные булочки для подкрепления сил, – слегка улыбнувшись, сказала она.
Открыв мешочек, Кик зажмурила глаза от упоительного запаха свежих круассанов с шоколадом.
– О, Господи, как ты догадалась? – выдохнула она. – Я обожаю их! У меня нет никакой еды, кроме двух банок спагетти. А я проголодалась.
– Хотя я не знаю, какой ты любишь кофе... – начала Нива, извлекая из сумки банку с растворимым кофе, – я взяла сладкий, послабее, к тому же двух сортов. – Она провела здесь так много времени, разбираясь в вещах Лолли, что убедилась в скудности запасов в холодильнике.
– Пошли, – сказала Кик, махнув в сторону лестницы. – Давай заберемся наверх и попируем.
Они устроились в кабинете: Кик – за столом, а Нива – на старом диване, с чашкой растворимого кофе.
– Значит, так, – сказала Кик, осторожно положив круассан на листок бумаги. – Сейчас ты уже не такая взвинченная. Есть какие-нибудь новости?
