Патриция Макдональд - Пока ты со мной

— Нет, никаких таблеток, — твердо ответила Эмили. — Они еще хуже, чем спиртное. Это нам врач объяснил. Принимать снотворное означает менять одну зависимость на другую. Ничего, если я не смогу уснуть, просто посмотрю телевизор, сделаю уборку или еще что-нибудь в этом роде. — Она выдавила из себя улыбку.

Уолтер тяжело вздохнул и искоса взглянул на дверь, ведущую в погреб. Конечно, маловероятно, что жена туда отправится. Она боится темноты, боится паутины. Один шанс из миллиона, и все же рисковать не следовало. Запереть дверь на ключ? Бесполезно. Если Эмили заметит, это лишь распалит ее любопытство. К тому же дверь все равно запирается только со стороны кухни, так что открыть ее будет пара пустяков. Уолтер смотрел, как жена хлопочет по хозяйству, наводит на кухне порядок. Ее руки дрожали — сказывалось воздержание от алкоголя.

К сожалению, подумал Уолтер, есть только один способ наверняка отвлечь Эмили от забот по хозяйству. Нужно вывести ее из строя, хотя бы на сегодняшнюю ночь. Он вышел в прихожую, открыл дверь шкафа и вынул из тайника, где Эмили прятала спиртное, бутылку водки. Водку он поставил на полку, на самом видном месте — между вазой с высохшими цветами и фотографией своей матери. Потом вернулся в кухню и сказал жене:

— Ты не видела мой старый плащ? На улице дождь, а мой совсем вымок.

Эмили вышла вместе с ним в кухню, шмыгая шлепанцами.

— Он где-то здесь. Я помню, что повесила его под какое-то пальто.

Уолтер кивнул на приоткрытую дверцу шкафа.

— Кстати, смотри, что я нашел. Я думаю, лучше водку вылить в раковину.

Эмили со страхом взглянула на бутылку.

— Да, конечно, — пролепетала она.

Уолтер порылся на вешалке, нашел якобы потерявшийся плащ.

— Да, ты права, вот он.

Он нагнулся и с удивлением сказал, поднимая старые запыленные ковбойские сапоги:

— Слушай, если ты и в самом деле затеешь уборку, наведи в прихожей порядок, ладно?

Он покачал головой и любовно посмотрел на сапоги:

— Я любил носить их, когда мне было лет шестнадцать.

— Да, давно пора бы навести порядок, — виноватым тоном согласилась Эмили.

Уолтер все разглядывал пыльные сапоги. Потом громко вздохнул:

— Эх, я надеялся, что настанет день, когда кто-нибудь из наших мальчиков будет их носить.

Лицо Эмили смертельно побледнело, теперь она смотрела на сапоги, не отрываясь.

Ференс горестно покачал головой, кинул сапоги ей в руки.

— Теперь они нам не нужны. Думаю, их следует выбросить в первую очередь.

— Нет! — вскрикнула Эмили, пряча руки за спину. — Не нужно!

Уолтер нахмурился, как бы озадаченный ее реакцией.

— А чего их держать-то? Детей-то уже не вернешь.

Эмили прикрыла рот рукой и отвернулась, а Уолтер аккуратно поставил сапоги на пол, туда же пристроил и бутылку водки.

— Ладно, делай с ними что хочешь, — сказал он, — а я пошел.

Эмили кивнула, но даже не оглянулась, когда он выходил. Когда за мужем закрылась дверь, она подняла сапоги дрожащими руками, долго смотрела на них, затем убрала в шкаф. Выпрямившись, Эмили застыла на месте. Ей казалось, что бутылка зовет ее по имени, приглашает обернуться.

Глава 36

— Вот и хорошо, что не придется в полицию тащиться, — сказала Дженни, выглядывая в окно — не приехал ли детектив Ференс.

— Хватит дергать занавеску, — сказала Карен. — Когда машина подъедет, мы и так услышим.

Дженни пожала плечами и плюхнулась на диван.

— Скорей бы все это кончилось.

— Это уж точно.

Карен смотрела во двор, где по-прежнему лил дождь.

Из-за дождя она, собственно, и позвонила лейтенанту Ференсу. Сначала Карен думала, что лучше подождать, пока вернется Арнольд Ричардсон. Это Дженни уговаривала ее не терять времени и скорее звонить в полицию. Решающим фактором стал дождь. Карен представила, как Грег ютится сейчас где-нибудь, вымокший до нитки. Она всегда очень беспокоилась о его здоровье. Всякий раз, когда шел дождь, Карен думала — как там сейчас Грег на своей стройке, не промок ли, не простудился ли. Грега это всегда очень забавляло. Он говорил, что она обожает беспокоиться по любому поводу. Сейчас многолетняя привычка сказалась вновь. Как бы скверно ни поступил Грег по отношению к ней, его все равно жалко: обвиненный в преступлении, которого не совершал, он прячется бог знает где, со всех сторон обложенный преследователями. В такую погоду порядочный человек должен сидеть дома. Ну, может, и не дома, но во всяком случае, в каком-нибудь приличном месте. Было бы нечестно по отношению к Грегу заставлять его мучиться еще два дня, пока вернется адвокат. Да, Дженни права — нужно действовать.

Дженни включила телевизор. Передавали комедийное шоу, и звуки записанного на пленку хохота действовали Карен на нервы.

— Милая, не могла бы ты выключить эту чушь, — попросила она.

— Я всего лишь пытаюсь скоротать время, — обиженно возразила Дженни.

— Я знаю, но этот идиотский шум…

— Ну ладно, ладно.

Карен посмотрела на конверт, лежавший на кофейном столике, и уже бог знает в какой раз спросила себя, правильно ли она поступает. Она постаралась принять кое-какие меры предосторожности. В подвальном помещении, где Грег устроил себе кабинет и обычно работал с документами, она отксерокопировала и газетную вырезку, и записку, а оригиналы спрятала в сейф. Если полицейскому копий покажется недостаточно, придется подождать возвращения Арнольда Ричардсона. Во всяком случае, она будет придерживаться именно такой линии поведения.

— По-моему, со стороны детектива Ференса очень любезно, что он согласился приехать к нам домой, — сказала Дженни.

Карен грустно улыбнулась:

— Иногда ты мне очень напоминаешь твоего отца.

— Это еще почему?

— Когда дела идут так, как ему хочется, он готов обожать весь мир. — Ну и что в этом плохого? — обиделась Дженни.

— Ничего. Просто вспомнила.

— Тебе ведь тоже детектив Ференс понравился, правда? Именно поэтому ты и позвонила ему домой.

— Я позвонила ему домой, потому что расследованием руководит он. Я не собираюсь показывать такие важные документы какому-нибудь дежурному из ночной смены.

— Детектив Ференс вел себя с нами вполне прилично, — упрямо заявила Дженни. — Особенно если сравнивать с остальными. Карен вздохнула:

— Ну может, и так. Но одно я знаю точно: скорей бы наступил день, когда я перестану общаться с полицейскими, даже с самыми приличными из них.