Энн Стюарт - Под покровом ночи
— Видимо, да, — сказала она.
— И — скоро?
— Наверное.
В комнате воцарилось молчание. Когда наконец Франческа подняла голову, в глазах её стояли слезы.
— Но ведь он так хорошо выглядит! — воскликнула она.
— Да, милая, — со вздохом ответила Кэссиди. — И хоть за это мы должны быть благодарны Господу. Кто знает, а вдруг врачи ошибаются? Они ведь нередко ставят неверный диагноз. Хотя Мабри в это не верит.
— Дядя Эмберсон говорит, что это Ричард Тьернан сводит папу в могилу. И что смерть Шона будет на его совести, как и убийства других людей.
— О нет! — с жаром воскликнула Кэссиди. — Как раз Ричард папу вдохновляет! Придает ему сил и воли к жизни. Возможно, ты и не знаешь, Франческа, но Шон стал совершенно одержимый — он живет только своей книгой. Не знаю, что бы сейчас было с ним, если бы не Ричард и не работа. Для него ведь именно это главное на свете — успех и работа.
— Ну да, а на родных детей ему наплевать, — со вздохом закончила Франческа. — Хотя мы ведь с тобой все равно его любим. Правда, Кэсс?
— Ну конечно, милая, — улыбнулась Кэссиди. — Как, кстати, и он — нас, хотя и в меру своих возможностей.
Франческа снова вздохнула.
— До чего жаль, что у меня не такой папа, как дядя Эмберсон, — с чувством промолвила она. — Заботливый, внимательный к моим нуждам, готовый ради того, чтобы отомстить за меня, преследовать врагов до последнего вздоха.
— А вот мне вовсе не кажется, что тебе будет приятно очутиться в положении после которого кому-то понадобилось бы за тебя мстить, — сухо промолвила Кэссиди. — Разве тебе самой хотелось бы оказаться изувеченной или — не дай Бог! — убитой? — Она пыталась хоть таким образом повернуть их беседу в разумное русло.
— Да я толком и не знаю, — призналась девочка. — Мне всего тринадцать, и голова моя полна романтических бредней. Не говоря уж о том, что в моих жилах течет половина итальянской крови, а половина — ирландской.
— Американской, — снова поправила Кэссиди.
— В том смысле, что мне вовсе не улыбается перспектива оказаться в больнице с переломанными костями или тем более — сыграть в ящик. А вот мысль о некотором… хм, сексуальном насилии приятно будоражит кровь, призналась Франческа с неподражаемым простодушием.
— Боюсь, что, привыкнув к самостоятельности и независимости, ты найдешь генеральскую любовь довольно навязчивой, — заметила Кэссиди.
— Увы, это вполне возможно, — вздохнула Франческа. — Эх, как мне хочется, когда я вырасту, быть похожей на тебя, а не на мою мамашу!
— Мы с твоей мамой совершаем совершенно одинаковые и дурацкие ошибки, — призналась Кэссиди.
— Не совсем. Мамочка выбирает мужчин, которые без конца ей льстят и всячески тешат её самолюбие; с ними она чувствует себя моложе и красивее. Но на риск она никогда не пойдет, даже ради меня.
Кэссиди натянуто улыбнулась.
— Тогда как я стараюсь избегать мужчин, а не выбирать их — да?
— Нет, ты просто не умеешь выбирать правильно. — Франческа лукаво заулыбалась. — Господи, до чего же мне не терпится познакомиться с Ричардом Тьернаном! Я просто сгораю от нетерпения.
В это мгновение в дверь их комнаты забарабанили, так громко и нетерпеливо, что сердце Кэссиди тревожно екнуло, предчувствуя беду. Франческа уже шагнула, чтобы открыть, но не успела — дверь распахнулась, и они увидели Мабри. Лицо её было белым, как полотно, по щекам катились слезы.
— С вашим отцом совсем плохо, — давясь от слез, выдавила она. Вызвали "скорую", но, боюсь… уже поздно.
* * *Сидя в самолете, Ричард закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла. Все кончено, он сжег за собой все мосты. Общаясь с детьми, он так беззаботно играл с ними, что ни девочка, ни мальчик даже не заподозрили, что сердце его разрывается от горя.
Детишки спрашивали про Кэсси, и ему пришлось обмануть их. А куда было деваться? Детям было с ней хорошо, и она могла бы их спасти, но, увы сбежала. Не выдержала последнего испытания.
Не мог Ричард, да и не должен был винить её за это, но у него это не получалось. В его жизни не оставалось места для сострадания и прощения. Ради детей он готов был пойти на любые жертвы, а Кэссиди в конце концов сделала свой выбор сама.
Он попытался представить себе, что его может ждать по возвращении в Штаты. Обратилась ли Кэсси в полицию? Встретят ли его вооруженные до зубов полицейские?
Однако почему-то Ричарду так не казалось. Как не верил он и в то, что Кэссиди расскажет Шону то, что сама считает правдой. Конечно, она сейчас у Шона. Больше ей не к кому податься. Кэссиди загнана, растеряна, запугана до предела. И все-таки не настолько, чтобы предать его.
Но как он мог быть с ней настолько неосторожен? Затаившись в своей темной пещере, Ричард настолько привык считать себя неуязвимым, что даже сам не заметил, как Кэссиди начала потихоньку подтачивать его броню.
Да, этой женщине удалось подкопаться под неприступную твердыню его затворничества, заполнить пустоту, зиявшую на месте его сердца. Но ничего, к тому времени, когда они встретятся вновь — если им суждено встретиться, он уже снова будет во всеоружии.
Черт бы побрал Кэссиди Роурки! Черт бы побрал его самого! И черт бы побрал всех остальных, алчных, глупых, мелких и подлых, которые настолько исковеркали его жизнь! И все же каким-то непостижимым образом ему удалось хоть ненадолго выбраться из этой сечи и спасти своих детей…
Вот что в конечном итоге самое главное, а на все остальное можно и наплевать. Он сумеет найти другую женщину, которой доверит судьбу детей, и которую для этого не придется соблазнять и подчинять своей воле. Он положит ей щедрое жалованье, убедится, что дети в безопасности, а потом одним махом покончит со всей этой дребеденью.
Возможно, прихватит с собой и Кэссиди Роурки.
Ричард и сам не подозревал, что зашел так далеко. Настолько погрузился в пучину подсознательного безумия, что способен хотя бы помышлять об убийстве и самоубийстве.
Да, единственное, ради чего он ещё продолжал жить, была забота о детях. А Кэссиди Роурки — так, случайный эпизод, мимолетное увлечение. Ничего, он быстро выкинет её из головы. Пусть якшается с себе подобными. С Марком Беллингемом, например.
Может, потом, уже после казни, он будет являться ей в кошмарных снах. И тогда, с кем бы она ни жила, в постели их всегда будет трое. И никогда, даже лежа в объятиях другого мужчины, Кэссиди не сможет забыть его.
Что ж, он довольствуется и этим.
Глава 17
— От нас ничего не зависит. — Голос Мабри, бесцветный и безжизненный, звучал едва слышно. Можно было подумать, что это она при смерти.
