Сэди Мэтьюс - Страсть после наступления темноты
- Бет? – это голос, которого я не слышала много дней. Это нормальный голос Доминика. Голос моего друга, моего любовника, мужчины, которого я так жаждала снова увидеть. – Бет, с тобой все в порядке?
Я не могу говорить, у меня истерика, слезы застилают мне глаза, с носа течет. Меня всю сотрясает от рыданий.
- О Господи, детка, что такое? – в его голосе слышится паника. Он отбрасывает плеть и бросается ко мне, чтобы расстегнуть мои путы. Как только с моих рук сняты кандалы, я плюхаюсь на пол, сворачиваюсь клубочком, положив голову на свои колени, и начинаю раскачиваться из стороны в сторону, не переставая рыдать.
- Бет, пожалуйста! - он кладет ладонь мне на руку, осторожно, чтобы не зацепить мучительно воспаленную кожу на моей спине.
- Не прикасайся ко мне! – яростно выплевываю я сквозь слезы. – Не приближайся ко мне!
Он отпрянул, на его лице шок и нерешительность.
- Ты использовала стоп-слово…
- Потому что ты избил меня почти до полусмерти, ты – ублюдок, чертов ублюдок, после всего, что я для тебя сделала, всего, что дала и терпела…Боже, я не могу поверить…, - я все еще захлебываюсь рыданиями, но мне удается говорить сквозь них, - Я была такой гребаной идиоткой. Я верила тебе, ублюдок, я полностью тебе доверилась, и посмотри, что ты со мной сделал…!
Мне так отчаянно больно – как физически, так и от тоски по моей рассыпавшейся на осколки веры – что в итоге я могу лишь плакать.
Несколько минут Доминик молча смотрит на меня, будто в недоумении соображает, как мы оказались в такой ситуации, или как утешить меня. Затем без слов берет мой плащ и оборачивает вокруг меня. Даже его мягкий хлопок причиняет чертовскую боль, соприкасаясь с моей многострадальной спиной.
Он аккуратно помогает мне встать на ноги и выводит из подземелья через пустой бар на улицу. Машина по-прежнему ждет нас у обочины. Мы забираемся внутрь. Я продолжаю плакать, не в состоянии удобно пристроить спину на сиденьях.
Всю дорогу назад на Рэндольф Гарденс я плачу, а Доминик не произносит ни слова.
Глава 18
Неделя Четвертая
Воскресенье. Самый худший день в моей жизни. Я в агонии. В основном из-за того, что вся моя спина покрыта ярко-красными волдырями, из-за которых я задыхаюсь от ужаса каждый раз, когда вижу их в зеркале. У меня нет возможности хоть как-то смазать спину лосьоном, поэтому я долгу сижу в прохладной ванне, стараясь сбить жар с пылающей кожи.
Мое эмоциональное состояние тоже хуже некуда. Я не в силах остановить поток слез при воспоминании о том, что сотворил со мной Доминик. Это словно ужасное предательство. Он попросил довериться ему, и я это сделала. Он попросил довериться его знаниям о моих лимитах, и я доверилась. Я сказала ему, что мне не понравилось подземелье, но именно туда он меня и отвел, чтобы причинить невыразимые мучения.
И я ему это позволила.
Отчего тоже больно. Может, Доминик и орудовал плетью, однако я позволила себе попасть в такую ситуацию. Но тут я напоминаю себе, что именно Доминик утратил контроль и довел все до уровня, превышающего мои возможности. Должно быть, в запале он забыл, что я в этом новичок, но его обязанностью было присматривать за мной и быть в курсе того, что я могу вынести. В этом он облажался.
Так же безумно обидно, что Доминик не пытается со мной связаться, чтобы поговорить. Он ушел молча. Я получила лишь одно лаконично сообщение, в котором говорилось: «Я сожалею. Д». И больше ничего.
Неужели он действительно полагает, что одного сообщения достаточно, чтобы компенсировать это… это физическое насилие?
Ему нужно придумать что-то получше этого.
В понедельник утром я звоню Джеймсу и говорю, что заболела. Его голос слегка насторожен, будто он понимает, что я не совсем честна с ним, но, тем не менее он произносит все полагающиеся в таких случаях слова о том, чтобы я позаботилась о себе и не приходила на работу, пока не почувствую себя лучше. Я провожу день в одиночестве, одержимо размышляя о днях, которые провела с Домиником, пытаясь анализировать, почему все пошло настолько неправильно. Я сворачиваюсь калачиком с де Хэвиллендом на диване, находя утешение в этом мягком мурлыкающем комочке теплоты.
По крайней мере, кот все еще любит меня.
Волдыри на моей спине все еще яркие и воспаленные, но боль чуть поутихла. Жар на коже, из-за которого я не могла заснуть всю воскресную ночь, пошел на убыль. Я могу лишь представлять то время, когда боль полностью исчезнет – когда я исцелюсь.
Во вторник я снова притворяюсь больной. На этот раз Джеймс явно обеспокоен.
- Все в порядке, Бет?
- Да, - говорю я, - ну…вроде как.
- Это как-то связано с Домиником?
- И да, и нет. Послушайте, Джеймс, мне нужен еще один день. Я вернусь на работу завтра, обещаю. Тогда-то все вам и расскажу.
- Ладно, милая. Не торопись. Я понимаю.
Я знаю, как мне повезло с таким боссом.
Во вторник днем я чувствую себя немного лучше. Спина продолжает болеть, но явно идет на поправку. Хотя на сердце до сих пор тяжело из-за отсутствия новостей от Доминика. Всякий раз, когда я думаю об этом, то чувствую себя полностью уничтоженной. Как он мог так плохо со мной поступить, а потом бросить? Конечно же, он должен знать, что оставил меня абсолютно разбитой.
Во вторник во второй половине дня раздается стук в дверь. Мое сердце сразу же начинает колотиться в груди при мысли, что возможно это Доминик.
- Нет, - строго говорю я себе, подходя к двери. Это, должно быть, Джеймс заскочил меня проведать с куриным супом и шоколадом. Но я не могу перестать надеяться весь путь, пока дохожу до двери и открываю ее.
К моему удивлению, за дверью меня ожидает не Доминик и не Джеймс. Это Адам.
- Сюрприз! – восклицает он, улыбаясь во все лицо.
Я раскрываю рот, не в силах поверить своим глазам. Сейчас он выглядит для меня настолько по-другому, хотя он точно такой же, каким я его и запомнила. В потрепанной и совершенно безвкусной одежде: на нем дешевая клетчатая рубашка под серой толстовкой с названием какой-то спортивной команды и мешковатые голубые джинсы, которые сидят под его небольшим пивным брюшком, а завершают все белые кроссовки. На его плече висит спортивный вещмешок. Он смотрит на меня явно в восторге от своего неожиданного приезда.
- Разве ты не собираешься поздороваться? - говорит он, в то время как я остаюсь безмолвной.
- Ах… – мне все еще тяжело поверить собственным глазам. В этом нет никакого смысла. Адам? Здесь, в квартире Селии? – Привет, - удается мне вымолвить.
- Могу я войти? Умираю, как хочу пописать и чашку чая. Не одновременно, естественно.