Темный полдень - Весела Костадинова
Вокруг нас образовался новый круг из семи человек — седовласых, но крепких, как сама эта земля. Небо над нами полыхало от невообразимого огня, казалось багряным.
Они низко поклонились нам и опустили руки, размыкая круг.
— Кӧзяин, — пропела Надежда, подавая Диме стакан с напитком. — Лун шӧр, — точно такой же стакан был передан и мне. Вкус был совершенно иным, нежели у медового напитка: насыщенным, слегка сладковато-терпким, очень крепким. В голове зашумело, на несколько секунд мне показалось, что я не удержусь на ногах.
Снова ударил странный звук барабана. И раздался крик женщины:
— Беги, Луншӧрика! Кӧзяин, ловзьӧд лун шӧр!* (хозяин лови полудницу)!
С визгом девушки бросились в рассыпную из хоровода. Всеми своими инстинктами я поняла, что мне нужно сделать.
Крик разрезал воздух, и вместе с ним — адреналин пронзил меня, подхлестнув к действию. Инстинкты, проснувшиеся где-то глубоко внутри, словно сами руководили мной. Я со смехом и визгом бросилась прочь от Димы, мелькнув среди девушек, которые тоже разбегались от своих парней в разных направлениях, превращая площадь вокруг костров в живую картину.
Я побежала к темнеющему лесу, ощущая, как трава шуршит под ногами одетыми в соломенные лапти, как прохлада ночи смешивается с жаром костров и медовым напитком, что еще кружил мне голову. За спиной я услышала тяжёлые, быстрые шаги Димы — он не отставал, и это было частью древней игры, обряда, который связывал нас с этой землёй, с её силами, с её ритмами. Я не могла остановиться, не хотела; эта погоня, это ощущение свободы и лёгкости были сладки, как мед.
Лесные тени тянулись ко мне, приветствуя, как старую подругу, давая укрытие. Я бежала все дальше и дальше от огней, в самую глубь первозданного леса, нюхом угадывая направление куда мне нужно было бежать. И словно сам лес расступался перед моими ногами. Дима не отставал, но и догнать не спешил, словно предлагая забраться настолько далеко, где нас не настигнет никто из местных.
В какой-то момент я остановилась у огромного валуна, дыша глубоко, и прислушалась. Лес замер вместе со мной, как будто затаив дыхание. Тишина, полная лишь лесных шёпотов охватила меня — не слышно было ни людских голосов, ни шума праздника. Голова кружилась, все происходящее казалось странным, нереальным сном. Я подняла руку и поняла, что пьяна. Глаза фиксировали мелочи: темные валуны, покрытые мягким мхом, тонкую линию тропинки, ведущей к маленькому озеру, скрытому густыми зарослями, камни, стоящие с странно естественно-неестественном порядке. Ярко светила луна, заливая своим светом все кругом.
Он вышел из тени деревьев, его взгляд, отражавший свет луны, был полон решимости и какого-то необузданного огня. Дима медленно подошёл ко мне, его движения были плавными, как у хищника, но во взгляде читалась нежность, смешанная с первобытной силой и почти животным желанием. Он поймал мою руку и, прижимая её к своей груди, произнёс:
— Я нашел тебя, полудница.
— Ты нашел меня, хозяин, — эхом отозвалась я, чувствуя словно это и не я говорю ритуальные слова.
Валун, на который я опиралась, казалось, дышал вместе со мной, передавая мне свою холодную, твёрдую силу. Камни вокруг нас стояли так, будто оберегали, защищали, и я понимала, что именно здесь должна была состояться эта встреча.
Дима мягко притянул меня к себе, его рука оказалась на моей талии, а другая — на затылке, пальцы осторожно вплетались в мои волосы. Его дыхание, тёплое и обжигающее, коснулось моего лица, прежде чем его губы нашли мои.
Меня словно огонь опалил, смешались в голове свет и тень, звуки, запахи, ощущения. Каждое его прикосновение было многократно усилено этим местом, этой ночью. Не я сейчас была рядом с ним, а нечто иное, нечто более древнее и могучее.
И не Дима был рядом со мной. Через его глаза на меня смотрел Хозяин. В этом взгляде не было любви или привязанности, здесь правили бал только древние силы.
Дима почти силой толкнул меня на плоский валун в центре, оказываясь рядом.
Его глаза блестели так, что по телу пробежала дрожь, его движение было непреклонным, как воля самой природы, и я ощутила его руку на своём плече, твёрдую и не допускающую протеста. На миг он прижался ко мне, его дыхание было горячим, как пламя, и его взгляд пронзал меня насквозь, пробуждая в глубине что-то запретное и первозданное. Я чувствовала это опаляющее желание: его и свое, звериное, первобытное, первозданное, ненасытное. Мы уже не были людьми, мы были силами природы, сошедшимися в этом месте. Я видела его глаза надо мной: холодные, бесстрастные, полные вожделения, жадные. Злые. Тонкая ткань трещала, разрываемая сильными руками, тяжесть его тела не давала мне даже пошевелиться.
Это был не акт любви, это был акт подчинения. Хозяин подчинял себе Силу.
Это было неправильно, это было не нормально. Я попробовала вывернуться из сильных рук, но он мне этого не позволил. Внутри меня шла борьба — яростная и отчаянная. Тот древний голос, что пробуждался в ночи, требовал подчинения, полной отдачи, и часть меня, древняя и инстинктивная, готова была сдаться. Но я, настоящая Айна, не могла принять это. Всё внутри меня протестовало против силы, которая пыталась забрать мою волю, моё право на выбор. Это был ритуал не любви, а подчинения, и это подчинение, требуемое силой и непреклонностью, было противоестественным, искажённым.
Я попыталась вырваться, инстинктивно напрягая руки, и голос сорвался с моих губ, но имя Димы не прозвучало, как будто что-то отрезало моё сознание от его образа, превращая его в нечто иное. Я пыталась бороться, вывернуться, но его руки держали крепко, его губы были настойчивыми, не давая мне шанса вырваться. Мое тело не подчинялось мне, было словно чужим, мозг не мог полностью осознать происходящего.
Я дернулась под сильным телом, пытаясь скинуть его прочь, однако он с такой силой прижал меня к камню, что не оставил ни малейшего выбора. Он вошел в меня грубо, больно, беря свое не любовью, а силой. И брал снова и снова, с первобытной яростью. Боль, одна лишь боль была моим спутником, но я не могла даже закричать. Только из глаз выкатилось несколько слезинок и упали на зеленый мох камня.
Наконец он зарычал и упал на меня, тяжело дыша. Его глаза были настолько стеклянными, что в них не было жизни.
В голове шумело, горло саднило от собственного беззвучного крика.
Мужчина
