Пленительная мелодия - Джейн Даймонд
Но он не остановился. Лишь провел языком так, что я закатила глаза от блаженства.
– Разве ты не хочешь кончить еще раз?
Я просто с благоговением смотрела на него, на его великолепное лицо у себя между ног, не в силах даже собраться с мыслями, чтобы ответить; он разбрасывал их повсюду своим терпеливым языком.
– Нет? – поддразнил он. – Кажется, ты вот-вот кончишь снова.
– Правда?
– О да.
О да…
Броуди покусывал мой клитор, и я, беспомощная, балансировала на грани… Прижимаясь к нему, когда он обхватил меня своими теплыми губами, и я погрузилась в свободное падение, а волны удовольствия пронзали мое тело.
Когда я снова смогла говорить, то прошептала:
– Боже мой. Броуди… Я никогда не делала этого раньше…
– Чего не делала? – пробормотал он, продолжая целовать меня между ног.
– С парнем… ты знаешь… я не знаю, как ты… – я потеряла нить мыслей, когда он снова принялся ласкать мой клитор, лишив меня возможности сопротивляться или поддерживать разговор. Я снова кончила, царапая кожаные сиденья.
– О… Боже…
– У тебя никогда не было множественного оргазма с парнем? – с нотками приятного изумления спросил он, целуя внутреннюю сторону моего бедра.
– Э-э… нет. Я вообще никогда не кончала с парнем.
– Ты никогда?.. – Он ошеломленно посмотрел на меня. – Ты никогда не испытывала оргазма во время секса?
– Только не с парнем.
Он задумался, и его бровь медленно приподнялась.
– Ты хочешь сказать, что спала с женщинами?
Я закатила глаза.
– Не надейся. – Я со вздохом откинулась на спинку сиденья. – Я имела в виду, что ни с кем, кроме себя самой… ты единственный человек, с которым у меня когда-либо… – Я прикусила губу.
– Дерьмо. – Теперь он выглядел почти разозленным. – С какими же неудачниками ты спала?
– Ну, я… – У меня не было возможности ответить, так как он снова лишил меня способности соображать, когда засунул в мою киску два пальца и начал ими двигать; в то же время он решительно провел языком по клитору, и я снова кончила… быстрый, резкий подъем к взрыву цвета и света. Я крепко зажмурилась, когда меня пронзило блаженство.
Боже…
О чем мы вообще говорили?
Ах да. Оргазмы.
Когда я снова обрела способность трезво мыслить, мне удалось сказать:
– На самом деле вины их в этом не было. Я о том… я, знаешь ли, никогда не задерживалась надолго, чтобы…
На этот раз он навис надо мной и заставил меня замолчать, проникнув языком в мой рот и принеся с собой мускусно-сладкий вкус секса.
– Не говори мне, – прорычал он. – Я не хочу знать. Никогда не рассказывай мне о тех, с кем ты спала до меня.
– Хорошо, я только хотела объяснить…
– Ага, не надо. Не хочу этого слышать, принцесса. И никто из нас не хочет, чтобы я провел остаток своей жизни в тюрьме за убийство, так что давай просто вернемся назад и притворимся, что никто никогда не целовал тебя, кроме меня, хорошо?
Он ухмыльнулся, но в его голубых глазах виднелась мягкость. Уязвимость, от которой у меня перехватило дыхание.
– Да, – прошептала я.
Затем он снова поцеловал меня, прижимаясь ко мне и накрывая нас пледом.
Некоторое время мы лежали в объятиях друг друга – я спиной к Броуди, а он прижимал меня своим телом. С закрытыми глазами я играла с его руками, переплетая свои пальцы с его, и просто наслаждаясь приятным прикосновением его кожи.
Я открыла глаза и осмотрела его пальцы, отметив, какие гладкие у него ногти на ощупь.
– Ты больше не грызешь ногти.
– Думаю, нет.
– Когда ты перестал?
Он помолчал, вероятно, размышляя об этом.
– Думаю, где-то после смерти моего отца.
Здесь была какая-то связь, я знала, что она есть. Броуди никогда не любил говорить о своих родителях, особенно об отце. Он вообще мало что рассказывал мне о себе, за исключением того, что тот умер, когда мне было семнадцать.
– Я помню похороны, – тихо сказала я. Я никогда этого не забуду; в моей молодой жизни было слишком много похорон. Но что меня больше всего поразило в этих похоронах, так это то, насколько они были пышными, сколько на них было цветов, насколько все было изысканно по сравнению с крошечными, скромными службами для моих родителей… и сколько людей пришло на похороны человека, чей сын так и не сказал о нем ни слова. – Ты не плакал.
– Нет, – сказал он. – А ты плакала. – Он переплел наши пальцы. – Ты все время держала меня за руку.
Я провела большим пальцем по его татуировке на ладони, изображающей розу и лозы.
– Эту руку, – прошептал он.
Я поцеловала его ладонь, татуировку.
– И это ты тогда тоже сделала, – сказал он.
Да. Я тоже это вспомнила.
– Так вот в честь чего татуировка?
– Да.
Ого. Мне всегда было интересно… но я никогда не была уверена.
Я была там, когда он делал эту татуировку. Мы с Джесси оба были рядом. Мы пошли в тату-салон за татуировками, которые, как он обещал, мы сделаем вместе, когда наша мама умрет. И хотя у нас были набиты абстрактные ангелы с высокими, гордыми крыльями – у Джесси, большие, на внутренней стороне руки, и у меня, маленькие, на лодыжке, – на руке у Броуди были набиты роза и лозы.
Это произошло сразу после похорон его отца.
– По-моему, ты был немного пьян, – сказала я, вспоминая.
– Может быть, – сказал он. – Немного. Но я знал, что делал.
Я поднесла его руку к губам и снова поцеловала розу. Затем мой взгляд упал на татуировку на его предплечье.
– Ты когда-нибудь объяснишь мне, что она значит? – я провела кончиками пальцев по рунам. – Воздержание…
– Это означает самоограничение, – сказал он. – Сопротивление чему-то. Например, тому, чего ты жаждешь и от чего зависим.
– Спасибо, мистер Словарь, – ответила я. – Но я спрашивала не об этом.
– Нет?
– Нет. Почему у тебя это вытатуировано на руке?
Последовала молчаливая пауза.
– Обещаешь, что не расстроишься?
– Не могу дать такое обещание.
Броуди поцеловал меня в плечо.
– Тогда я тебе ничего не скажу.
Я обдумала это.
– Ладно. Я пообещаю, что не выйду из себя и не начну крушить все вокруг. Но я не могу обещать тебе, что буду чувствовать, когда даже не знаю, что ты собираешься сказать.
Его руки крепче сжались вокруг меня.
– Ее предназначение в том, чтобы напоминать мне, почему я должен держаться от тебя подальше.
Моя рука замерла на том месте, где я водила пальцем туда-сюда по татуировке.
– И почему ты должен держаться от меня подальше?
Его объятия стали еще сильнее, и он сказал:
– Потому что я не могу.
О.
Ого.
Кто-нибудь когда-нибудь говорил мне что-то подобное раньше? Настолько смело и честно? С такой любовью, болью и смирением?
– Я люблю тебя, Броуди.
Это было единственное, что я смогла придумать в ответ на подобное. И я осознавала, что сказала. Каждой частичкой себя.
Он вздохнул и крепко обнял меня, и я просто позволила ему, позволила ритму его дыхания и сердцебиения стать привычным. Я хотела навсегда запомнить этот момент.
– Я хочу, чтобы ты знала, почему я так себя повел той ночью, – сказал он через некоторое время. – Когда мы приехали забрать тебя с той вечеринки, с Грешниками. Все так, как я говорил тебе много лет назад.
