Чокнутая будущая - Тата Алатова
Беда с этими артистами, не поймешь – то ли новое представление, то ли настоящие чувства.
– В общем, – ломким высоким голосом заявил он, – я решил отменить сцену. Мы сделаем просторное помещение, в нем в хаотичном порядке разместим удобные кресла, поставим свет. И пьеса будет идти в центре зала, а актеры – свободно перемещаться между зрителями.
Римма светло улыбнулась ему, перегнулась через стол и торжественно поцеловала в лоб.
– Молодец, – похвалила, будто Алеше было пять лет.
Он в ответ тоже улыбнулся – несколько неуверенно, будто хотел удостовериться, что наконец-то поступил правильно.
Какие же они пупсики, все-таки им не надо было разводиться.
Но теперь Антон накрепко повязал их, и совершенно не имело значения, станут они снова парой или нет – все равно друг от друга уже никуда не деться.
Глава 34
– Что это?
– Девочка-зомби.
Мне казалось, современные дети не интересуются ничем, кроме гаджетов. Тем удивительнее было, что Арина вот уже минут десять смиренно сидела рядом со мной на крыльце и смотрела, как я шью тряпичную куклу. Мне всегда нравилось что-то мастерить, это успокаивало.
Антона уволокла тетя Надя – у нее не заводилась бензопила. В округе в основном жили старушки, которые мигом просекли, что нежданно-негаданно заполучили социально ответственного волонтера. Ура! Наконец-то в нашем проулке завелся непьющий молодой мужчина с руками!
– Почему зомби?
– Потому что мне грустно.
А вы знали, что дети переменчивые? Арина, которую я видела у Алеши, была капризной и неприятной. Арина, которая приезжала погостить к Антону, вела себя дружелюбно и спокойно.
Как так у нее получалось?
– Почему тебе грустно?
Взрослым не пристало откровенничать с детьми.
Хотя я вообще понятия не имела, что можно, а что нет. Надо было, наверное, прочитать хоть какую-то книжку типа «Тридцать три веселых темы для милой болтовни с чужими девочками».
– Потому что я никак не могу решить, надо ли говорить отцу, что он мой отец.
– Как это? – удивилась Арина.
– Мама не сказала ему, что я родилась.
– Это как в новелле «Ты никогда не узнаешь о тройне, подлец», – оживилось дитя. – Правда, там папаша был древним демоном-вампиром, который то и дело нарушал личные границы героини… Не уважал ее как личность, понимаешь?
– О, – только и сказала я.
– Я тебе дам почитать. – Арина похлопала меня по коленке.
– Спасибо.
– Ты должна сказать ему: «Это все твоя вина. Ты не ценил и не берег мою маму, так прими же свое наказание. Я тебя никогда не прощу». Запомнила?
– А если это не его вина?
– Ну здра-а-асьте! А чья еще?
И действительно.
Желтобокое жаркое лето катилось своим чередом.
В конце июня мы с Алешей получили документы о разводе. Впрочем, у него не было времени впасть в очередную хандру: он набирал труппу. Пластичные мальчики и девочки, юные, порывистые, будили в нем лихорадочную зависть, азарт, честолюбие, страх неудачи, дух соперничества и многое другое. Римма стояла над ним, как надсмотрщик с хлыстом, не позволяя вычеркнуть из списка самых ярких и талантливых. Ломка была мучительной: Алеша взрослел неохотно, сопротивляясь и спотыкаясь, но спуска ему не давали.
К нам он, разумеется, не приезжал, зато часто наведывалась Римма. Вечерние посиделки в саду были наполнены ее жалобами и энергией, сплетнями и планами, цифрами и творческими метаниями.
Они по-братски распределили роли: Римма решила стать директором, а Алеша – художественным руководителем, и такой расклад устроил всех, кроме бледной Лизы. Она метила в главбухи, но к деньгам ее никто не спешил подпускать, ведь однажды она уже пыталась обокрасть контору Антона.
Лиза исходила ядом: ей казалось, что ее обделяют. Что все проплывает мимо нее, доставаясь Римме. К июлю она попала в черный список не только в телефоне Антона, но и в моем, и в Алешином, и в телефоне Риммы. Что не мешало ей названивать с мобильника дочери, которую мы не могли игнорировать.
– И как только Алеша умудрился жениться на такой змеюке, – в сердцах сказала Римма одним жарким вечером, когда Гамлет Иванович потчевал нас своими фирменными фаршированными помидорами. – Честное слово, каждая последующая жена хуже предыдущей.
– Кхм, – возмутилась я скромно.
– А ты вообще молчи, – вдруг напустилась она на меня. – Тоже мне, блудница тощая.
– Нет, это даже обидно. Почему блудили мы с Антоном вдвоем, а все шишки летят только в меня? Может, это он меня соблазнил, может, он мне прохода не давал? Искушал, золотом-брильянтами одаривал, соболя под ноги кидал…
– Тебе соболя нужны? – удивился Антон.
А что? Я не гожусь для соболей? В них, поди, диво как удобно снег раскидывать. А в брильянтах – грядки полоть. Да все соседки-старушки мне бы обзавидовались.
Тут я вспомнила, что этой зимой мне не придется самой лопатой махать, и на меня снизошла благодать.
– А меня Вадим бросил, – небрежно сообщила Римма с таким видом, будто обсуждала маникюр.
– Директор садика? С чего вдруг?
– Вы не поверите! Приревновал к Алеше. Заявил, что я только о нем говорю и думаю. В жизни не слышала большей глупости!
– Фантастика, – переглянувшись с Антоном, поддакнула я. – Да как ему только в голову такое пришло!
– И не говори! Алеша слишком стар для меня… Запомни, детонька, после тридцати пяти заводи только молодых любовников. И чем ты старше – тем моложе они должны быть.
– Запомню.
Антон сделал мне большие страшные глаза, и я тихо засмеялась.
– Вот посмотрите на Алешу, – продолжала Римма Викторовна, которая, конечно же, очень редко говорила об Алеше, – как мучительно он стареет. Сколько в нем сожалений, как страстно он тоскует по своей молодости, как мечтает повернуть время вспять… Как быть рядом с таким человеком? Да я же только от его нытья морщинами покроюсь!
– А вы не жалеете, что нельзя повернуть время вспять? – спросил Гамлет Иванович.
Она улыбнулась – беззаботная и невероятно красивая.
– Ни о чем, ни на минуту. Мне нравится мое «здесь и сейчас» – оно прекрасно.
За это и выпили.
Антон так легко и прочно обосновался в доме, что казалось, будто он здесь и родился. Он накупил разнокалиберных инструментов и без устали что-то прибивал, завинчивал, чинил, довольный и деловитый, как ребенок, получивший свой первый набор «Лего».
Более того, в палисаднике он разбил клумбу с георгинами, луковицы которых мне самой было лениво закапывать-выкапывать.
Я, конечно, потешалась над ним, мол, гробовщика всегда к земле
