Наталья Миронова - Синдром Настасьи Филипповны
— В какую сторону? — спросила Юля.
— Да какая, блин, разница! Лишь бы не в ту же, что и я. Но я подстроюсь, ты не волнуйся. Это чтобы нос не мешал, — торопливо пояснил Даня. — Так, теперь чуть-чуть приоткрой рот. — Он поцеловал ее крест-накрест. — Все, основное схвачено. Умница. Изыски будем осваивать на втором уроке. Ты что, еще не одета? Ты же умеешь одеваться как пожарник! Плохо, Королева! Садись, «два». Давай дневник. Завтра с утра с родителями.
Все-таки на Даню можно было положиться. Он сумел ее рассмешить. Юля оделась, причесалась, умылась и немного успокоилась. Но ей хотелось еще хоть чуть-чуть потянуть время.
— Даже ни разу не сказал, что любишь, — буркнула она.
Он взял ее за плечи, внимательно и серьезно заглянул в глаза.
— С первой секунды. Ты открыла дверь, я тебя увидел и понял, что погиб.
Они снова поцеловались. Даня предложил отвезти ее домой в ее собственной машине.
— Думаешь, я по дороге сбегу? — криво усмехнулась Юля.
— С тебя станется, — ответил он.
Тут они оба вспомнили, что случилось, когда она уезжала от него в прошлый раз, и, как по команде, перестали улыбаться.
— Это была неудачная шутка, извини, — сказал Даня.
— Это была моя неудачная шутка, извини, — в тон ему ответила Юля.
— Только не убивай, — продолжал он, — я все-таки хочу спросить: тебя не тянет под душ?
— Нет.
— Вот и хорошо.
Напоследок он взял какой-то плоский квадратный предмет, аккуратно упакованный в бумагу и перетянутый шпагатом.
— Вот. Это тебе.
— Что это?
— Подарок. Анкилозавр, помнишь? Я его увеличил и обрамил. Повесишь дома. Вот он точно ничего не боялся со своей палицей.
— Покажи, я хочу посмотреть.
— Ну ты же видела! Все уже упаковано, зачем сейчас разворачивать? Юлька, опять ты время тянешь! Дома развернешь, родителям покажешь, будет о чем поговорить.
Даня быстро домчал ее до дому, поставил машину и протянул ей ключи.
— А как же ты теперь до дому доберешься? — спросила Юля.
— Тоже мне бином Ньютона! На метро, как все нормальные пацаны.
— Я дала бы тебе свою машину, — разволновалась Юля. — Но мне завтра к двенадцати ехать к Галынину.
— Да успокойся ты! — Даня довел ее до подъезда. — Что я, по-твоему, не простой пацан? Доберусь! Иди, тебя там ждут.
Они торопливо поцеловались, и Юля скрылась в подъезде.
Глава 17
Дома, когда она разделась в прихожей и поправила волосы, ее встретила взволнованная Элла и… тот самый, она узнала его сразу: худой и загорелый. Его прекрасные золотисто-каштановые волосы слегка поредели и выгорели на солнце, но, в общем, он был довольно красивый, это Юле пришлось признать. Она видела в нем не отца, а человека, в которого влюблена ее мать.
— Здравствуй, Юля, — сказал он. — Меня зовут Феликс Ксаверьевич. Но ты зови меня просто Феликс.
— Здравствуйте, — ответила Юля, но, несмотря на все Данины советы, так и не смогла назвать его папой. — Как вы поживаете? Как у вас дела?
Тут мама и этот Феликс почему-то дружно рассмеялись, а Юля смутилась. Ее вдруг вспышкой озарила догадка: они любовники! Они занимались любовью, вот прямо сейчас, прямо здесь, в маминой комнате, пока ее не было дома! Они оба были полностью одеты и выглядели вполне прилично, никакого беспорядка в комнате не наблюдалось, но Юля сама только что занималась любовью и чутко уловила флюиды, витавшие в воздухе.
— Вы поженитесь? — выпалила она, смутившись еще больше.
По крайней мере, они тоже смутились: теперь все были на равных.
— Может, сперва поужинаем? — насмешливо предложила Элла. — А потом уж о делах наших скорбных покалякаем?
— Ладно. — Юля вдруг почувствовала, что зверски голодна. После завтрака она только попила чаю с гренками у Софьи Михайловны, а сейчас был уже совсем вечер. — Я голодная.
— Тебя там не покормили? — ужаснулась Элла.
— Покормили, но это было давно.
— А это что? — Элла заметила картину у нее под мышкой.
— Это? — Юля рассеянно прислонила анкилозавра к стене в прихожей. — Это просто шутка. Подарок. Потом покажу.
Элла хотела накрыть в столовой, но Юля и Феликс дружно настояли на кухне.
— Ну так как? — спросила Юля, когда первый голод был утолен. — Вы женитесь?
— Может, сначала хоть познакомимся? — шутливо предложил Феликс.
Но Элла на этот раз рассердилась на дочь.
— Да, мы поженимся, — отрезала она. — И не делай такое лицо. Ты уже не в том возрасте, когда боятся злого отчима. Тем более что Феликс не отчим, а твой родной отец.
— А где мы будем жить? — упрямо продолжала Юламей. — В этой квартире тесно.
— Мы что-нибудь придумаем, — пообещал Феликс. — Давай я все-таки расскажу тебе немного о себе. Ты меня совсем не знаешь.
— Ну почему же. Мама рассказывала. Что вы хороший, что вы ей помогали. Что без вас она бы с голоду умерла.
— Ну, это сильное преувеличение. Но я хотел рассказать о другом. Моя фамилия — Лещинский, я сын генерала Ксаверия Станиславовича Лещинского, Героя Советского Союза. Он герой войны, похоронен в Кремлевской стене. Я родился в сорок шестом году от второго брака. От первого у отца осталось трое сыновей и две дочери, все это твои дяди и тети. Но они уже пожилые, тебя они вряд ли заинтересуют. А вот моя мать… отец женился на ней, когда ей было семнадцать лет, а уже на следующий год у них появился я. Он вывез ее из Польши. У него самого есть польские корни. Но он был военным до мозга костей, и я стал для него сплошным разочарованием…
— Почему? — перебила его Юламей.
— Потому что я не был, что называется, «военной косточкой». Мои сводные братья, все трое, стали военными, а я типичный гуманитарий. Отец хотел отдать меня в суворовское училище, но мама меня отстояла. Отбила, можно сказать. Я ей по сей день благодарен. Она сказала отцу, что не надо лишать меня хотя бы минимума свободы. Суворовское училище представлялось ей чем-то вроде тюрьмы, и мне тоже, если на то пошло. Она напомнила отцу, что перед войной он был репрессирован и только чудом остался жив. Его реабилитировали и сразу в генеральском чине отправили на фронт. В общем, он уступил, хотя остался страшно разочарован.
— Он вычеркнул вас из завещания? — огорошила его Юля.
— Из завещания? Нет. Почему… — смешался Феликс.
— Юля, не морочь отцу голову, — строго сказала Элла. — Это у них шутка такая дурацкая с ее подругой. «Сделаешь то-то, и я вычеркну тебя из завещания».
— Почему дурацкая? Мне нравится эта шутка, — засмеялся Феликс. — Нет, отец не вычеркнул меня из завещания, просто он был недоволен, что сын у него растет такой никчемный. Я успел окончить Институт стран Азии и Африки, и тут он умер.
