Лучший друг моего парня - Мария Манич
Спустя пять минут мы рука об руку покидаем кафе. Белый «мерседес» Соколовой припаркован вниз по улице. Она собирается отвезти меня к Саше в больницу и разыграть запланированную сценку перед полицейскими.
Телефон снова вибрирует входящим сообщением. Замедляю шаг. Поправляю шарф и смотрю на экран.
«Где ты? Перезвони мне».
И следом:
«Сейчас».
29
В палату к Соколову пускают только родных. Его мать долго о чём-то разговаривает с врачом, важно кивая на каждую его реплику, пока я просиживаю штаны на кожаном диванчике в приёмной. Перекладываю из одной ладони в другую телефон и стараюсь не очень сильно греметь носом, распугивая посетителей. Пожилая пара, услышав, как я кашляю, сбежала на другой конец комнаты, и я не могу винить их в этой брезгливости. Такое ощущение, что мне становится хуже с каждой минутой. Щёки горят, боль в горле только усиливается, как и ломота во всём теле.
Пригубив сносный кофе из больничного автомата, вздрагиваю, когда из моего телефона начинает течь знакомая частая вибрация звонка.
Мирон.
Он не сбрасывает, пока вызов не отключается автоматически. А я всё это время гипнотизирую цифры, из которых состоит его номер, и понимаю, что выучила их наизусть.
Гейден звонит ещё несколько раз. Такая внезапная настойчивость озадачивает и сбивает с толку. Я намеренно решаю его игнорировать и, честно сказать, держусь из последних сил. Любопытство снедает, подначивая набрать заветный номер. Гордость, напротив, кричит, чтобы я заблокировала его снова. На этот раз навсегда.
— Парень плох, состояние тяжёлое. Оптимистичных прогнозов дать не могу, — долетает до моих ушей тихий голос врача Саши. — Будем ждать, как пройдет ночь. Но, Эвелина, по старой дружбе — готовься к худшему.
Вскинув голову, встречаюсь взглядом с Соколовой. И не могу понять, почему она лишь слегка хмурится. Выглядит бледной и озадаченной, словно решает в голове сложные логические схемы, но никак не испуганной или расстроенной. Будто у неё всё под контролем. Железная женщина.
— Хорошо, Вячеслав Сергеевич, я поняла. Если что-то изменится, звоните мне в любое время. Понимаете? В любое… — говорит Эвелина, давя голосом на последних фразах.
Прощается с врачом и идёт в мою сторону, бодро стуча каблуками. Не понимаю, как она может явиться в больницу к находящемуся на грани жизни и смерти сыну при полном параде. И где Сашин отец?
Встаю со своего места, вновь пряча телефон в карман.
— Вы говорили, жизни Саши ничего не угрожает, — медленно произношу, когда Соколова равняется со мной. — Что-то изменилось?
Подбородком показывает двигаться вперёд, плотно сжимая губы.
— С Сашенькой всё в порядке, Ангелина. Не переживай. Сейчас мы пройдём в кабинет главного врача, там ждёт наш семейный адвокат, Дмитрий Константинович. Он подскажет тебе, что говорить. Затем спустимся вниз, встретимся с полицейскими. Они хотят задать тебе пару вопросов.
— О ком говорил врач? О втором пассажире? — перебиваю её.
— О нём.
— Он умирает? — спрашиваю, не скрывая беспокойства. — Кто он?
Эвелина сбивается с шага и спивается в мой локоть острыми ногтями, которые я чувствую даже через плотную ткань толстовки. Держит крепко и цепко. Руку не выдернуть, не привлекая внимания. Хотя со стороны может показаться, что она просто держится за меня, ища поддержки.
— Ты задаешь не те вопросы, Ангелина. Не о том беспокоишься. Идём.
Нехорошее предчувствие липкой паутиной окутывает тело. Но я быстро гашу в себе приступ праведности. Один-два раза можно и соврать, для благого дела и цели. Ради себя. Я устала постоянно барахтаться в грязи и нищете. Пытаться вырвать у жизни кусок посытнее.
Мне девятнадцать. И что я видела за это время, кроме облезлых стен родительского дома, пустых бутылок из-под водки и вечно дышавших перегаром родителей? Потом стены отчего дома сменились казёнными. В детдоме было несладко, зато сыто и сухо. Можно было жить. Если бы только не другие дети, пытавшиеся устроиться поудобнее за счёт более слабых. Там тоже приходилось бороться за своё место под солнцем.
Я выбрала семью Соколовых не просто так. И они помогут мне, а я помогу им.
Телефон опять вибрирует, оттягивая карман.
Сбрасываю и выключаю аппарат. Вхожу в кабинет главного врача вслед за Соколовой и сажусь напротив тучного лысеющего мужичка с маленькими свиными глазками.
Адвокат Соколовых, несмотря на свою не самую презентабельную и внушительную внешность, оказывается акулой юриспруденции. Сыплет терминами, названиями и номерами законов, поправок, статей. У меня от обилия информации начинает кружиться голова. За непродолжительные двадцать минут я напичкана знаниями как на экспресс-курсе по праву.
Дмитрий Константинович проговаривает со мной ответы на предполагаемые вопросы. По большей части они односложные и не вызывающие подозрения. Всё, что от меня требуется, — это в основном подтвердить своё присутствие в машине Саши во время происшествия.
Я справляюсь со своей задачей. Никто не хочет меня задерживать, потому что кашель лишь усиливается.
Эвелина отправляет меня домой на такси и велит держать телефон включённым, на всякий случай. А завтра, после универа, она опять ждёт меня в больнице, где я должна разыгрывать роль переживающей и влюблённой девушки.
На утро голос почти пропадает. Нахожу в шкафчике на кухне остатки прошлогоднего мёда и, подцепив немного на ложку, опускаю его в тёплое молоко, а затем мелкими глотками пью. Пробегаю глазами по тексту свой работы и облегчённо вздыхаю: даже несмотря на приступ жара, смогла написать что-то внятное. Курсовую я доделала ночью и собираюсь прийти только на эту пару, заранее предупредив старосту.
Добираюсь до университета на автобусе. Денег на такси нет. Даже не то что на такси, скоро и на еду у меня средств не будет. В ближайшие дни, как только буду чувствовать себя лучше, заберу в бутике трудовую и попробую найти новое место работы. Не могу сидеть без дела, да и мне будет
