Если бы - Оксана Фокс
Лина обернулась в дверях:
– В другой раз, спасибо.
Она не вернулась в отдел. Не забрала машину со стоянки. Идя шумными улицами мимо торговых центров, глядела на острые носки туфель, осваивая тротуар высокими каблуками. Рассеянно подумала, что ещё недавно ценность обуви заключалась в прочности, а ног – в умении шустро бегать. Модельные туфли никуда не годились, но Лина не замечала боль в сдавленных пальцах и щиколотках. Иногда, она не замечала многое…
Взмахнув рукой, она остановила такси, отчётливо понимая, что ни выносливость, ни скорость её больше не спасёт. Не поздоровавшись с консьержем, она хлопнула входной дверью и невидяще вошла в лифт.
Закрыв воду, Лина положила голову на бортик ванны. Она наслаждалась тишиной. Не хотела думать. Не могла и не хотела думать о Берри; мечтала стереть из памяти перекошенное лицо Кимберли, забыть тонкие руки, дрожащие в приступе злобы; выбросить из головы породистое лицо гордой наследницы испанской аристократии, вершительницы судеб многотысячной империи, униженно рыдающей в углу собственного кабинета.
Лина закрыла ладонями глаза, надавила на веки. Мечтала больше никогда не увидеть мерно покачивающийся тёмный силуэт с циничной усмешкой на слишком красивых губах.
Кит…
Вокруг него горел кислород. Окружающие метались бабочками, беспощадно поджаривались в огне страстей. Чёткими и небрежными движениями, совершенными, подобно модуляциям десятилетиями оттачиваемого голоса, он дирижировал судьбами взмахом бровей, едва заметным поворотом корпуса. Сменой интонации возносил на небо или сбрасывал вниз. И не воскреснуть с новыми аккордами. Никому из них…
Кисти скользнули, бессильно свесились с края ванны. Лина не понимала природы этой жестокости: нет камер, нет прессы, нет толпы... Зачем так пошло и мерзко? За что?
Когда-то она внушила себе, что понимает Кристофера Берри. Но, черта с два, понимала! Разве смакуемые журналистами непристойности, бешеные выходки, драки, погромы, беспорядочная смена женщин и балансирование на грани фола, не существовало? Или она, следившая за каждым его жестом – не знала? Ведь знала! И тогда и сейчас...
Отчего ноют и корчатся внутренности? Что она думала?! Что бесовской образ – маска? А внутри: «Берри ранимый», «Берри непризнанный», «Берри одинокий»? Или всё же карамельный дьявол, как поэтично изрёк мистер Ривера? А теперь ещё: «запавший Берри»? Запал на неё, дурочку с переулочка, которая, всего-то, прошла мимо. Случайность, ценой в семь лет…
Лина в сердцах хлопнула ладонями. Белоснежный кафель окатила густая пена. Нет! Больше подобного не произойдёт! Слишком дорого стоило спокойствие. Господи, пусть всё окажется сном! Набрав воздух, она погрузилась под воду с головой.
Глава 11
– Ты опоздала.
Лина посмотрела на старинные часы в углу стола и промолчала: она пришла раньше на пять минут. Диана не предложила присесть. Черные глаза буравили из-под собранных бровей. Она толкнула папку через стол:
– Берри снова внёс изменения. Это последний вариант. Нет! Прочтёшь по дороге. Отправляйся на студию звукозаписи. Адрес возьмёшь у Линды. Подпиши, в конце концов, этот грёбаный контракт!
– Хорошо, – Лина отправила бумаги в портфель.
Диана водила ногтем по вертикальной морщине прорезавшей белый лоб, цепко вглядывалась в лицо и не торопилась отпускать. Контракт оттягивал руку, становился с каждой секундой тяжелее. Лина терпеливо выжидала.
– У меня был Салливан. – Диана вынула из портсигара сигарету. – Почему не выкуплен эфир у Эй-Би-Си?
– Материально-технические ресурсы перенаправлены в новый проект. Второстепенные вопросы сдвинули к конечным датам.
– Выход нового аромата ты относишь к второстепенным вопросам?
– Согласно установленным приоритетам и срокам: да, – ровно ответила Лина.
– Не заставляй меня жалеть, что взялась за твою бредовую идею! На волоске не только запуск рекламной компании, но и весь сезон! Из-за твоей затеи под угрозой провала все сроки!
Сжимая ручку портфеля, Лина выслушивала обвинения молча, понимая, что неудержимо краснеет.
– Если хоть на день мы выбьемся из графика – ответишь головой!
Не отрывая взгляд от серебряного всадника на часах, где стрелка, казалось зависла в неопределённости, Лина коротко кивнула.
Студия звукозаписи располагалось в западном Голливуде. Немного покружив по Клинтон-стрит, Лина припарковала автомобиль перед неприметным двухэтажным зданием с плоской крышей в двух кварталах от оживлённых улиц и роскошных магазинов Мелроуз-авеню.
Хрупкая китаянка, с гладко зачёсанными назад седыми волосами, проводила в просторный зал и предложив кофе, оставила одну. Лина неуверенно оглянулась. Комната походила на уютную гостиную. Под хрустальной люстрой, посреди красного ковра с индейским этническим орнаментом, мерцал агатовый рояль: чёрно-белые клавиши переливались под открытой крышкой. Мягкий угловой диван и кресло горбились охристо-жёлтыми барханами на фоне светло-серых потолка и стен. Винтовая железная лестница вела на второй этаж, откуда доносились голоса, торопливые шаги и скрип двигаемых стульев.
Положив портфель на низкий стол, Лина присела в кресло. Глубоко вздохнув, взяла из стопки первый музыкальный журнал, слепо полистала и вскинула голову прислушиваясь. Гитарное соло донеслось со стороны лестницы. Мурашки покрыли кожу. Не отдавая себе отчета, Лина встала. Заворожённо поднялась по ступенькам, протянув руку, приоткрыла единственную дверь.
Звуки лились из двух прямоугольных аудиомониторов позади микшерных пультов, над которыми нависли спины звукорежиссёров, ещё два монитора вибрировали в дальних концах студии. За стеклянной стеной на высоком стуле над акустической гитарой ссутулился худощавый мужчина. Отрезанный от мира и погруженный в себя он выглядел юным и уязвимым. Чёрный капюшон натянутый поверх массивных наушников, закрывал половину лица. На загорелых руках вздувались и натягивались вены. Каждый извлечённый из инструмента аккорд напрягал крутой подбородок, казалось, доставляя мужчине боль.
Тёплый голос тронул волнением микрофон. Лина остановилась на пороге: пропитанный горячностью воздух уплотнился, забеспокоился. Проникновенный шёпот неистовой молитвы проник под кожу. Она больно закусила губу, пытаясь избавиться от наваждения сокровенных слов, но смогла только стоять и терпеть поток острых волн. Не меняя тембра, бархатный голос прыгнул, взял высокие ноты, перешел в хриплый крик и опрокинулся, срываясь на прерывистый жаркий стон.
Лина вздрогнула, ища руками опору. А Берри поднял лицо и посмотрел на нее, будто знал, что она трусливо подслушивает в дверях. Концентрированная страсть пнула динамики, велела замереть, запретила дышать. И Лина замерла. Сильные пальцы виртуозно скользили верх-вниз по грифу, нажимали на струны, точно на сердце. Твердые губы в окне четко двигались, задавали дыханию тон: замедляли, ускоряли, расставляли паузы на собственный вкус. Реальностью стал только шёпот в крови, прямой взгляд и нескончаемо длинные паузы.
В глазах поплыло…
Нервная рука отправила по струнам дрожь пронзительного боя и вскинулась, коротко махнув. От пульта обернулись
