Кэрол Марш - Серебряная цепь

— Я к мистеру Гэвину Фоулеру, — сказала Дана швейцару, входя в здание на углу. — Передайте, пожалуйста, что его ждет Дана Армстронг. — Она была в женской комнате ожидания, пока швейцар снова не появился в дверях и не пригласил ее следовать за ним по широкой лестнице в приемную на первом этаже.

— Дана. Спасибо, что пришла. — Гэвин уже ждал. Его седые волосы были аккуратно зачесаны со лба, руки он заложил за спину и приветливо посмотрел на Дану. — Когда мне сказали, что тебя нет дома, я подумал, что ты не хочешь меня видеть.

— Я и не хотела, — честно призналась Дана. Он провел ее в тихий уголок к круглому столику, с каждой стороны которого стояло по удобному кожаному креслу. — Если бы я подумала дольше, то наверное, не пришла бы. — Она посмотрела на пожилого человека, он заметно постарел. Смерть единственного племянника и других людей в той ужасной пьяной аварии подкосила его. Впервые Дане стало жаль Фоулера.

— Ну, я рад, что ты все же пришла. Выпьешь? — Гэвин нажал на кнопку звонка. Дана покачала головой, и он жестом отослал появившегося официанта. В своем уголке они были отделены от остальных членов клуба, и с минуту оценивающе смотрели друг на друга.

— Зачем ты позвонил? Чего ты от меня хочешь, Гэвин? — наконец спросила Дана почти так же высокомерно, как обращалась бабушка к тем, кого не любила.

— Я ничего не хочу, Дана, — почти устало ответил он. — Я только хочу сказать тебе с глазу на глаз, что сожалею о том, что сказал тебе в ту ночь, когда ты позвонила и сообщила, что беременна ребенком Маршалла.

Дана вспомнила горькие обвинения в смерти Маршалла, которые он бросил ей, сказав, что если бы Дана не скрыла свою беременность, то у его племянника был бы шанс бросить пить. Злые слова вертелись у нее на языке, но она посмотрела на серое лицо Гэвина, и гнев исчез.

— Не нужно извиняться.

— Я хочу объясниться, — сказал он, неприятная улыбка появилась на его лице, но исчезла так же быстро, как и появилась. — Ничто не могло заставить Маршалла бросить пить. Я знал это, обвиняя тебя в том, в чем был виноват сам. Ведь я не обратил внимания на эту проблему несколько лет назад, когда мог силой заставить Маршалла принять помощь, которая ему была так необходима. Вместо этого я продолжал покрывать его.

— Спасибо, что вы это говорите, — мягко сказала Дана. — Я ценю это.

Он отпил немного из своего бокала.

— Ты хорошо выглядишь. Материнство определенно идет тебе. — Дана понимала, что его извинения были только частью той причины, которая заставила его встретиться с ней. Она пожалела, что не позвонила Джону Холдернессу до своей встречи с членом семьи Фоулер, особенно с Гэвином. Она ждала, что он скажет еще, выражение ее лица было мягким, но сдержанным, взгляд подозрительным. Он наклонился немного вперед, скрестив руки на груди, и сказал с сожалением: — Не смотри на меня так, не надо меня бояться. — Он откинулся назад в своем кресле и выглядел совсем изможденным. — Я не хочу зла ни тебе, ни ребенку.

Дане стало жаль пожилого человека, захотелось его утешить. Ведь он потерял надежду на продолжение семейной династии, и она сказала почти нежно:

— Ты был очень щедр к Уэллесу, Гэвин.

— Он похож на тебя? — перебил ее Гэвин.

— Он пока еще ни на кого не похож. — Дана подумала, что Гэвину хотелось услышать, что он похож на Фоулеров, и она под влиянием настроения сказала: — Хочешь посмотреть на него, прежде чем уедешь?

— Спасибо, — глаза Гэвина смягчились. — Я ценю твое предложение, но не сейчас. Его лицо покрылось сетью усталых морщин. — Несмотря ни на что, Маршалл — единственный сын моего брата и мой наследник. Его смерть была для меня большим ударом, чем я думал, очень тяжелым ударом. Я хотел бы увидеть его сына в другой раз, если твое предложение останется в силе. — Он растроганно улыбнулся Дане, и она расслышала почти мольбу за вежливым вопросом. Сомнение Даны, ее молчание он принял за отказ и, подождав некоторое время, посмотрел на свои сложенные на коленях руки. Затем, сделав очевидное усилие над собой, внезапно сказал: — Я знал, кем стал Маршалл, еще до того, как он познакомился с тобой.

— Что ты имеешь в виду? — спросила ошеломленная Дана.

— Его отец умер в клинике, он допился до смерти.

— Маршалл никогда не говорил мне.

— Это был семейный секрет. Он застрелил человека в приливе пьяной ярости на охоте, когда ему было тридцать восемь. — Гэвин снял очки и устало потер глаза. Четверо пожилых людей с красными лицами после утра, проведенного в баре, направились к лифту. В клубе становилось оживленнее: одетые в норковые шубки жены и дочери приезжали сюда, чтобы присоединиться к своим мужьям за обедом в столовой на втором этаже, выходящей на Парк авеню. — Он уже не в первый раз терял контроль над собой, но в этот раз я не смог его покрывать, и чтобы спасти от тюрьмы, пришлось объявить его невменяемым и отправить в лечебницу.

— Господи! — ахнула Дана.

— Я пытался вырастить Маршалла другим, но только испортил его. Он был диким с самого начала, воровал, лгал, еще когда был ребенком, — грустно продолжал Гэвин. — У него не раз были неприятности с полицией в юности. Я знал, что он был несдержан, но надеялся, что изменится. — Он печально посмотрел на Дану, и она увидела боль в его глазах. — Ему нельзя было жениться. Я знал, что это большой риск.

— Вы были против нашей свадьбы, — медленно сказала Дана, вспомнив неодобрение Гэвина во время их первой встречи, и то, как он хотел предотвратить свадьбу, подняв вопрос о ее родителях. — Вы хотели защитить меня, да?

— Да, — подтвердил Гэвин. — Я хотел, чтобы у него был ребенок, надеясь, что это придаст ему солидность, которой ему так не хватало, но когда я увидел тебя… — Он запнулся и закрыл глаза, погрузившись в воспоминания. — Ты была такой молодой. Я не мог позволить ему обидеть тебя и сделал, что мог, но этого было недостаточно. — Он выпрямился и спросил, стиснув зубы: — Ты сможешь меня простить?

— Не знаю, — честно сказала Дана, глядя ему в глаза. — Я была слепо влюблена в Маршалла и не думаю, что я послушала бы кого-нибудь. — Она рассеянно оглядела комнату, не задерживая внимания на группах смеющихся мужчин и женщин, входящих в клуб на свадебный прием. Невеста и жених поднялись по лестнице, а за ними — вся свадебная процессия, их голоса и смех эхом отдавались в холле.

Дана подумала о своем маленьком сыне, который сейчас был в безопасности, в детской под надзором Джилли, и впервые за последние месяцы ее охватил страх. Он был таким чудесным и таким беззащитным, и ей захотелось оградить его от мрачного наследия Фоулеров.

— Уэллес, — нежно прошептала она, объятая желанием обнять сына и защитить его.