Жена поневоле - Нинель Лав
Но покой в этом доме не бывает долгим: позвонил Константина Федина.
— Уже еду, — предупредил он.
— Все, что нужно для поисков девочки, я оплачу, — обрадовала его «главная родственница» и еще раз вкратце изложила сложившуюся ситуацию с бывшей одноклассницей мужа, — хотя слабо верю в положительный результат — трудно найти ребенка в таком огромном городе.
— Согласен, но попробовать стоит. Как я понял, девочка домашняя — вычислить ее и выделить из толпы беспризорных будет намного проще. Это, конечно, при условии, что она приехала в Москву одна — если ее действиями руководил кто-то из взрослых, то шанс найти ее почти нулевой.
— Так я скажу Екатерине Ивановне, что ты скоро приедешь — пусть подождет тебя у меня в доме. Охрану я предупрежу о тебе и о Знаменском.
— Да, уже скоро.
Кира закрыла телефон и спустилась в столовую, повесила курточку на спинку стула и пошла на кухню — должна же она, в конце концов, хотя бы нормально покормить собак, если самой поесть по-человечески не удалось!
— Доброе утро, — поздоровалась она с гостями и, не обращая внимания на прервавшийся разговор и возникшую неловкую паузу, заговорила с собаками. — Чем же мне вас накормить? Котлет не осталось, молока тоже, даже вчерашнюю гречневую кашу подъели. Ладно, в обед сама сварю вам что-нибудь вкусненькое, а пока придется довольствоваться сухим кормом…
Ларион посмотрел на хозяйку умными, янтарными глазами и совсем по-человечески, огорченно вздохнул — сухой корм ему до чертиков надоел — то ли дело гречневая каша с толстой сочной сарделькой! А вот Еврик с удовольствием схрумал корм из своей мисочки и полез за добавкой в чужую. От такой наглости Ларион опешил, осторожно взял в пасть поперек туловища крошечного той-терьерчика, ничуть не испугавшегося такого обращения, и отнес его в гостиную, но как только пес выпустил собачку, Еврик стремглав бросился на кухню и начал жадно хватать корм из чужой миски. Вернувшийся на кухню Ларион замер на пороге от такого неприкрытого нахальства.
— Ах, ты… — Кира подхватила на руки вырывающуюся собачку, а Ларион поспешил к своей миске — теперь для него уже не важно было, что лежит в миске, главное, успеть это съесть самому, а не делиться с этой нахальной шмакодявкой.
— Давайте, я подержу его, — предложила Екатерина, протягивая руки к извивающемуся песику.
Кира с радостью отдала тойчика в чужие руки, избавив себя тем самым от такой суетной докуки.
— Доброе утро, Кира Дмитриевна, — Лаврентий поставил на стол чашку с кофе и пододвинул на середину круглого стола огромный торт со свежими фруктами и взбитыми сливками. — Как видите, я исправляюсь — вот купил вам торт в счет съеденных пирожных.
Посмотрев на початый торт, Кира хмыкнула.
— Спасибо, Лаврентий Павлович, но в отличие от дочерей я сладкое не ем — лучше фрукты. К тому же по «телохранительским» правилам нельзя есть принесенные кем-то вкусняшки и пить оставленную без присмотра воду. Вот по таким жестким правилам сейчас приходится жить в этом доме.
Подношение было отвергнуто, и Лаврентий не на шутку обиделся — он специально сделал огромный крюк (что утром по Москве сравнимо с подвигом), долго топтался у витрины, расспрашивая о содержании тортов таращившуюся на него продавщицу, наконец, выбрал и… не угодил.
— Екатерина Ивановна, мой знакомый следователь — Константин Александрович скоро приедет, так что вы его обязательно дождитесь. Все расходы и его услуги по поиску вашей дочери я оплачу, не волнуйтесь, только расскажите ему всю правду — от этого зависит, в каком направлении стоит вести поиски девочки.
Продолжая ковырять серебряной ложечкой кусок торта и кормить бисквитом присмиревшую пучеглазую собачку, гостья кивнула.
— Я поприсутствую и добавлю, если Катерина что-то пропустит.
— Очень хорошо, Лаврентий Павлович, — взяв из холодильника яблоко (так и не прикоснувшись к торту), Кира попрощалась: — Прошу меня извинить, но мы уезжаем.
— Ого, тортик! — ворвалась на кухню непоседливая Алиса. — Привет всем! Я Алиса! — поздоровалась и представилась она одновременно и, посчитав, что процедура знакомства завершена, вопросительно взглянула на «мамулечку» — та кивнула и девочка отрезала себе огромный кусок торта и с радостным наслаждением плюхнула его на тарелку. — Можно, сок? — попросила она Киру, придвигая к себе тарелку с любимым лакомством (в отличии от Виктории, Алиса обожала все сладенькое и мучное и кормила этими вкусняшками и Лариона).
Кира налила дочери сок и нормально познакомила свою дочь:
— Это Алиса. Алиса — это Лаврентий Павлович и Екатерина Ивановна.
Алиса кивнула головой и с набитым ртом, закатив глаза, восхитилась:
— Какая вкуснотища!
— Скажи «спасибо» Лаврентию Павловичу.
— Лаврентий Палыч, вы настоящий дамский угодник — еще два-три тортика и «я ваша навеки»!
— Лаврентий Павлович человек серьезный — юрист и не привык к цитатам из мультиков.
— Ну, почему же, я тоже обожаю мультфильмы, — бархатным голосом заговорил «женский угодник», удивляясь, как быстро эта длинноногая худышка поняла его сущность и с какой детской непосредственностью озвучила. — Я обязательно привезу вам что-нибудь подобное.
— Отлично! — доев последний кусок, вскочила из-за стола Алиса, совсем не обратившая внимание на «волшебный» голос гостя. С сожалением посмотрела на торт и заныла: — Малулечка, можно мне кусочек с собой взять Виктору… Михайловичу, а то ведь слопают все и даже не поймут, какое чудо слопали…
Кира кивнула головой, и Алиса тут же отыскала в ящиках стола фольгу и завернула в нее два огромных куска торта — себе и «Виктору Михайловичу».
— Малулечка, ты прелесть, — подхватив свой «кусочек», Алиса в припрыжку «поскакала» одеваться, но на пороге обернулась, приложила одну руку к сердцу и, «полоснув по сердцу» Лаврентия голубизной наивных глаз, молча склонила голову в знак благодарности и признания его гурманского выбора. — Можно я вас сфоткаю, Лаврентий Палыч? — уже из столовой прокричала она.
И Кире пришлось пояснить столь вольное поведение дочери.
— Она увлекается фотографией и переснимала здесь всех и все — остались только вы…
Алиса вбежала в кухню с профессиональным и дорогенным (не по возрасту) фотоаппаратом и тут же нацелилась объективом на опешившего гостя.
— Улы-ыбочку-у! — протянула она и защелкала фотоаппаратом, приседая, отходя и даже взбираясь на стул. — Смотрите в сторону… В окно! Тень на лице нам совсем не к чему… А теперь в глаза! Четко в глаза, а не на переносицу… Отлично! Эмоции в вас зашкаливают, Лаврентий Павлович, надеюсь мне удалось передать вашу растерянность и восхищение… Меняю фотки на тортик!
— Согласен! — засмеялся Лаврентий, чтобы скрыть