Загадаю Тебя (СИ) - Джолос Анна
– Точняк, – Лёха лезет в холодильник и достаёт оттуда пучки с зеленью. – О, помню, Сенька выращивала такой лук на окне.
– Правильно говорят. Можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки – нет, – язвит блондин.
– Лучше замолчи.
– Ну а чё, не правда разве?
– Не ругайтесь а, – массирую виски. Голова болит адски.
– Так. Я сам травой займусь, а то придётся потом салат с ветками жрать.
– Помой её для начала.
– А то ж я без тебя не знаю, – раздражённо цокает языком Галдин. – Мы точно всё туда кинули? Соображайте.
– Вроде да.
– Осталось посолить и заправить.
– Свали на хрен от кастрюли, белобрысый! С тебя капает как со свиньи! – возмущается Лёха и отгоняет его подальше от стола.
– У меня плохая свёртываемость или как там это называется, – Эмиль откручивает кран и подставляет палец под воду. – Богданыч, у тебя на хате есть бинт или пластырь?
Соображаю.
– Блин, наверное, нет.
– Дерьмово.
– В холодильнике стоит перекись.
– Сойдёт.
– Чё? Падаешь в обморок, немощный? Теряешь сознание?
– Заткнись.
– Вызываем скорую?
– Очень «смешно», – нахмурившись, цедит пострадавший.
– Кстати, его выперли из дома, – делится Лёха последними новостями.
– Это из-за меня? – поворачиваюсь к блондину.
– Никто меня не выгонял. Просто мать пока не в настроении, учитывая обстоятельства, – усмехается тот.
– Ещё раз спасибо тебе, – с благодарностью смотрю на друга.
Согласитесь, не каждый пойдёт против своей семьи.
– Завязывай. Уверен, на моём месте ты поступил бы ровно также, – отзывается он, печатая что-то в своём телефоне.
– А Миронова в курсах про то, что ребёнок не твой? – Галдин чешет нос и на нём остаётся укроп.
– Я говорил ей ещё тогда, что с Элей в ту ночь не спал, – выковыриваю из блистера леденец для горла.
– Не поверила?
Молчу, а молчание, как известно, знак согласия.
– Не, ну девчонку, так-то, тоже можно понять, – ожидаемо, встаёт на защиту Оли. – На вечеринке ты был. Вместе вы в спальне находились. Да и репутация твоя, Сухоруков…
– Обойдёмся без анализа? Неважно уже. Проехали.
Мну пальцами блистер. Опять заводиться начинаю по новой.
– Она просто мелкая еще, Богданыч. Ты не забывай, что ей всего восемнадцать.
– Вот и пусть встречается со своими сопливыми ровесниками, – откидываюсь на спинку стула и беру спрей для носа. – Ни забот, ни хлопот, ни прошлого. Не готова она к нормальным взрослым отношениям.
– А сам-то давно перестроился? – не упускает возможности подколоть.
– По-моему я уже доказал всё за этот год.
– Вот с этим я согласен, – поддерживает меня Эмиль.
– К слову, про ровесников... Этот её однокурсник, ботаник в очелах, прям активизировался не на штуку, когда ты перестал маячить на фоне.
– В смысле?
– Цветы девчонке припёр недавно.
– Какой-нибудь стрёмный веник? – фыркаю пренебрежительно.
– Я не присматривался. Хризантемы вроде.
– Плевать. Флаг ему в руки, – нажимаю на дозатор и слишком глубоко вдыхаю лекарство.
Козлина. Мало я ему по морде съездил!
И Оля тоже хороша… Уверяла, что с этим додиком просто дружит.
– Цветы взяла? – интересуюсь, прокашлявшись.
– Тебе ж плевать, – угорает с меня Разумовский.
– Да или нет? – мрачно переспрашиваю, ощущая как в груди печёт от ревности.
– Нет. Букет она не взяла.
Самодовольно хмыкаю.
– А чё так?
– Мне ж откуда знать.
– Отличная вышла бы пара.
На пять с плюсом.
Пацаны ржут.
– Всё. Трава нарезана. Заправляю наше творение майонезом, – торжественно сообщает Лёха. – Вашу мать, кто стругал морковку? Что за жесть? Такие кусьмяры.
– Нормально она порезана, – обиженно ворчит Эмиль.
– Так и думал, что это ты. Богдан, ты видел, как он при чистке яйца изуродовал?
– Они всё равно под нож пошли, какая разница?
– Ты рукожоп, признай. Посмотри, как криво гирлянду повесил.
– Повесил бы сам.
Они, уже по старой-доброй традиции, принимаются активно спорить и пререкаться.
Это могло бы быть надолго, но внезапно раздаётся трель дверного звонка.
– Ты кого-то ждёшь?
Напрягаю память. Отрицательно качаю головой.
– Странно. Для доставки жратвы рановато…
– Я открою, – Разумовский убирает телефон в карман и направляется в прихожую.
– Я с него офигеваю. Вообще к жизни не приспособлен, Царевич.
– У тебя живёт сейчас? – предполагаю с ходу.
– Ага, но скоро я его выкину. Шмотьё своё брендовое везде разбрасывает. Грязные носки и тарелки по всей квартире оставляет. Вчера чуть не залил соседей, набирая себе ванную с пеной, – жалуется он, вздыхая.
– Пусть ко мне переезжает.
– Куда? В однушку? Прикалываешься? Ему ж отдельная принцесскина спальня нужна.
Смеюсь.
Принцесскина спальня…
– И рота обслуги. А, о!
– Чё?
— Вспомнил кое-что. Ещё к Оле Игнатов опять подваливал, – продолжает исправно отчитываться Лёха. Хотя никто его об этом не просил.
Игнатов… Вот падла!
– Болтал с ней после матча, в которой участвовала наша женская сборная.
Подгорает, признаю.
Они там совсем страх потеряли в моё отсутствие?
– Улыбался как полудурок. Флиртун недоделанный.
Не отгребал давно? Подрихтовать ему улыбку может?
– Эу… Богдан, алё. Что с лицом?
Очевидно, мой фэйс выдаёт всю палитру чувств, которые я испытываю.
– Больше ничего про Неё не говори мне.
– Ладно, как скажешь, – друг пожимает плечом. – Что решил в итоге?
– Что ставлю точку и желаю Оле удачи.
– Может, не стоит рубить с плеча, дружище?
– Если нет доверия, толку не будет.
– И что? Прям забыть её хочешь?
– Да, хочу. Надоело всё к чертям, – бросаю устало и тянусь за салфетками. Чисто интуитивно поднимаю взгляд и охреневаю. Потому что в дверях кухни стоит Миронова. Однозначно услышавшая наш диалог…
– Опа-на… – присвистывает Лёха, разительно изменившись в лице.
Выключает звук на телеке и прокашливается.
Тоже понял, что мы лоханулись.
– Привет, парни, – раскрасневшаяся с мороза Оля переводит взгляд с меня на Галдина. – Что там у вас? – кивает на кастрюлю.
– Оливье. Красиво получилось, да? – нахваливает наших рук творение.
– По-моему, перебор с майонезом, Лёш. Не обижайся, но с таким количеством получится не салат, а окрошка.
– Твою дивизию… Много выдавил, – озадаченно чешет затылок.
– Перемешать не успел, так что ещё не всё потеряно.
– Думаешь? – закусывает губу.
– Да. Просто убери ложкой лишнее, – подсказывает девчонка.
– Ща, – татуированный с энтузиазмом принимается за дело.
– А теперь оставшееся размешивай. Нормально будет.
– Оль, у тебя случайно нет пластыря? – в кухне появляется Эмиль.
– Есть, – она лезет в сумку.
– О, отлично. Ну хоть у кого-то.
– Что у тебя с рукой? – уставившись на заляпанную рубашку, спрашивает она испуганно.
– Ерунда.
– Точно? – её голос выражает сомнение.
– Не парься, Миронова. Это так… Небольшая производственная травма.
– Порезался?
– Ему опасно давать любые колюще-режущие предметы, – насмешливо фыркает Лёха. – Покалечится, сто процентов.
– Заткнись.
– Держи.
– Спасибо, – Эмиль надрывает упаковку и обматывает пластырь вокруг пальца. – От души!
Фея, блин.
Только появилась, а уже успела спасти салат и истекающего кровью Разумовского.
– Надеюсь, в салате нет твоих ногтей? – кривится Лёха.
– Ребята потом нам расскажут, – забирает со стола брелок от своей тачки. – Поехали, расписной.
– Куда? – искренне недоумевает тот.
– Куда-куда, в Сосновый Бор.
– Подожди, но мы же решили остаться… – зыркает на друга, недоумевая.
– Нас ждут. Погнали, придурок, – отбирает у того ложку и сам пробует салат. – Ништяк.
– Я чёт не догоняю? А Богданыч? У него ж температура тридцать девять и два. Мало ли что!
