Малышка в руках дьявола - Евгения Сергеевна Паризьена
— У балаболки ещё не отсох язык? Не заставляй накануне детского мероприятия лупить плетью. И не вздумай фантазировать обо мне. Все мои жесты по отношению к тебе лишь жалость. Торопись вниз, рабыня! А ты чего встала с разинутым ртом. Вы все куклы в моем гребаном театре! — обозлился он сильнее, и заставил всех девиц в его так называемом гареме вырядиться в столь странные образы.
Гости прибывали один за другим. А журналисты не прекращали снимать счастливых детей, которые визжали от радости, ещё бы кругом столько сказочных персонажей. И только натурщицы, а вместе с ними и я облачились в платья жёлтого цвета.
— Он очень зол сегодня. Сказал после мероприятия отправит одну из нас в клетку к гепарду! — высказалась Карина, попивая коктейль.
— Не доперло ещё, кого? Твоя переделанная пластическим хирургом внешность, ему давно поперёк горла. Будто не знаешь насколько скверный характер у Алессандро! — промолвила Нина с издевкой, а мне всё не давал покоя один приглашённый мистер. Так же в костюме Дьявола, пожирающий меня глазами.
— Ого. Какие знатные люди пожаловали. Сам Франсуа, сердцеед прямиком из Версаля. У них с боссом давняя война. Они большие конкуренты на рынке искусства! — поделилась информацией Альбина.
— Скользкий тип, будто что-то замышляет! Ладно, пойду проведаю Марусю! — устремилась к счастливой сестре, которая нашла здесь очень много друзей. Но стоило сделать пару шагов, предстал тот самый художник Франсуа.
— Вот значит, как выглядит бриллиант, про который не прекращают вещать критики. Гарибальди сложно зацепить, но сейчас глядя воочию понимая с каким алмазом имею дело. Милейшее создание, не согласились бы вы стать моей натурщицей? Ваше лицо заслуживает того, чтобы им восхищался весь мир! — засыпает комплиментами, от которых жутко становиться не по себе.
— Извините, должна торопиться.
— Он вас всех затюкал. Шагу боитесь ступить. Не шарахайся, я всё равно тебя получу! — настырно притянул в свои объятия, а дальше поцеловал. Настырный ублюдок, прежде не ощущала такого отвращения и здесь, будто из ада восстал Гарибальди…
Густав
В горле пересохло, а в груди всё закипело от гнева. Я пылинки с неё сдувал, дышал над ней, боясь лишний раз травмировать. А она с таким трепетом позволила её ласкать другому. И кому? Моему злейшему конкуренту. В прессе ходили слухи, что он занимался воровством картин. Грязный скупщик, который возомнил себя маэстро живописи, а на самом деле жалкое ничтожество. Пусть захлебнется в собственной крови.
— Как твоя наглая рожа посмела приблизиться к Моей Музе? Я расчленю твоё тело на куски! — избивал его, а тем временем нахальная девка смотрела со стороны, ей даже было не совестно.
— Надо же Густав влюбился. Поздравляю, вляпался в такое дерьмо, и вряд ли отмоешься. Аж пена из рта исходит. Но ты прав, девушка не просто хороша, она богиня. В одной прекрасной Нимфе есть всё, начиная от безупречного личика до округлых форм. Такая бы стала райским подарком для олигархов, — рассмеялся он, вынуждая нанести ещё один удар
Потому что он затронул святое. Ту, которая освещала мою черноту своим обаянием.
— Заглохни, она никому не достанется. Я не позволю совратить этот цветок. Передай всем похотливым козлам, отрублю голову, если хоть одна мразь притронется к ней! — взял его за грудки.
— Уже притронулся, а козочка оказалась не такой строптивой, с особым желанием согласилась поцеловаться! — проронил он с нескрываемой лестью, и тем самым снова получил по лицу.
Вовремя подоспела охрана, они всегда где-то шатаются, истребить бы их всех до одного.
— Сэр, у вас проблемы? От греха подальше отойдите от него. Там журналисты, они только и ждут, чтобы осквернить вашу репутацию, — призывал Джонатан успокоиться, но я весь закипал от злости.
— Указывать мне вздумали? Жалкие рабы, которые без подачек щедрого босса пустое место! — вытираю кровоточащий кулак, а мои люди уже забрали избитую тушу того ублюдка. Лицемерка вся трясётся, пустила слезу. А я всем нутром её ненавижу, за то что её ароматных губ, касался другой.
— Он насильно меня поцеловал!
— Такая же продажная, как все. Зря разглядел в этом личике ангела, всего лишь шлюха! Но эту ночь проведёшь по-особенному! В подвале с гепардом. Вшивая стерва! — намотал её локоны на кулак, и повёл за собой будто на казнь.
— Почему вы постоянно мне не верите?
— Заглохни, дура с растрепанными паклями. Если бы только знала насколько противен твой голос! — сжимал её локоть, оставляя на коже отметины.
— Тогда истребите. Потому что я устала мучиться, ведь очень вас люблю, — лживо заявляет она, призывая к жалости. И перед самой темницей прислонил к стене и прошипел от отчаяния и боли.
— Сердечко болит? А о моем подумала? Если я страдаю от того, что никогда не соединюсь с той, которую… — потянуло меня на признания, хотя нельзя никому открываться. Просыпается жгучее желание, её поцеловать, но вдруг вспомнил, как она предавалась ласке с другим. — Эту ночь запомнишь надолго, мадам Лопухина!
— Господин, остановитесь! Сами потом будете жалеть, — вмешался дворецкий.
— Не перечь мне! Или распрощаешься навсегда с дочерью. Запомни, вы рабы на моей территории, и лишь я устанавливаю правила, — распахнул большую стальную дверь и повёл предательницу будто на каторгу.
— Чудовище! Как я могла в вас влюбиться?
— Что ангелу страшно? Правильно, вот и настал момент, когда твои крылья оторвут и даже перьев не оставят! Наслаждайся компанией, пленница, — затолкнул её в клетку, где находился злой гепард. При виде её сразу зарычал, будто почувствовал ароматный кусок мяса. Неряха от страха прижимается к решёткам, наверное душа уже ушла в пятки.
— Пожалуйста, не оставляйте меня с ним!
— Бросайся в ноги и вымаливай прощение.
— Не за что извиняться! Высокомерный ублюдок! — проявила гордыню, а я подлил масла в огонь.
— Не кричи, так громко, когда его острые зубы раздробят твои кости. Удачной кончины, приготовлю для тебя местечко в аду! — устрашаю её сильнее, и здесь посыпались обвинения.
— Вы самый подлый человек на свете! Ненавижу тот день, когда повстречала зажравшегося художника, который привык ставить себя выше других, — тараторит несуразную чушь, а свирепый гепард уже нацелился разорвать клыками жертву. Стремительно подхожу к нему и глажу за шерстку, при этом прошептав на ухо.
— Она та самая, Нори… — приказал зверю, который смиренно потерся мордочкой об мою руку. Помню, как выхаживал подстреленного хищника, который истекал кровью в лесу, и шанс выжить сводился к
