Шанс #3 - Полин Лиман
– Пожалуйста, дай мне сказать, это важно. Когда мы встретились в Сан-Франциско – случайно, без повода, как в дурацком романтическом фильме, – я не мог поверить. Так не бывает. С того поцелуя в лифте я не мог думать ни о ком, кроме тебя.
– Но все равно уехал…
– Наверное, ты уже заметила: я не спец по части эмоций, по крайней мере, пока за дело не берется Акита. – Осадчий усмехнулся, но глаза его оставались серьезными. – Я убеждал себя, что это увлечение забудется через неделю. Но когда увидел тебя в аэропорту, понял: я пропал!
Осадчий встал с кровати и, пряча взгляд, зашагал по номеру:
– Твои документы пришли на следующий день. Да, связи решают многое… Я честно хотел отдать тебе эту чертову бумажку, посадить на самолет и жить дальше. Но не смог. Я понял, что не хочу, не могу второй раз упустить тебя. И принял, как казалось тогда, единственно правильное решение: спрятал конверт, надеясь, что все наладится само собой.
Никита отвернулся к окну, чувствуя, как лицо горит от стыда.
Ева молчала, и только ее взволнованное дыхание нарушало тишину. Все еще не находя в себе силы посмотреть ей в глаза, Никита продолжил:
– Я ведь был готов лететь за тобой тогда, весной. Но в последний момент созвонился с Валерой, и, ты ведь знаешь, я ничьих советов не слушаю, а тут… впервые растерялся. Валя сказал, мол, я заигрался, порчу жизнь себе и тебе. Черт, я ведь был уверен, что ничего для тебя не значу!
Напряженными руками Никита вцепился в подоконник так, что побелели костяшки пальцев.
– И я сдался. Не приехал, не пытался тебя вернуть… Мысль о том, что все могло быть по-другому… Фак! Если бы я тогда не струсил, ты бы не оказалась в том чертовом подвале. Когда я думаю, что Алекс мог с тобой сделать… – В пронзительно-васильковых глазах мелькнуло отчаянье.
Всем телом подавшись к Еве, он задал главный вопрос:
– Ты сможешь меня простить?
Если бы еще год назад Никите Осадчему сказали, что он будет стоять перед женщиной такой напряженный, не находящий себе места, вывернутый наизнанку, то в лучшем случае он недоуменно пожал бы плечами, а в худшем – громко рассмеялся: «Наверное, вы меня с кем-то путаете». Но вот он здесь, и вся жизнь сконцентрировалась в одном моменте.
– Как я могу винить тебя хоть в чем-то? Ты буквально спас мне жизнь! – голос Евы дрожал. Вместо холода и отвержения, которые Никита ожидал найти в ее глазах, он с изумлением увидел слезы.
– Мне тяжело от мысли, что я сделала тебе больно: ушла, игнорировала, подозревала… – слова давались ей с трудом. – На самом деле это я должна просить у тебя прощения.
В мягком утреннем свете серые глаза приобрели бледно-изумрудный оттенок, какой бывает у ласковых летних волн, и Никита понял, что тонет в этом океане. Все чувства обострились до предела, смешались, лишая его способности двигаться и логически мыслить. Не в силах произнести ни единого слова, он смотрел на Еву, и та, словно прочитав немую мольбу в его взгляде, прошептала:
– Пожалуйста, иди ко мне.
Этих четырех слов было достаточно, чтобы Никита Осадчий в несколько шагов пересек комнату и, опустившись на колени, коснулся губами ее руки, чувствуя, как оглушительно стучит сердце.
* * *
Ева внезапно проснулась, потревоженная негромкими голосами за дверью. На мгновение тело парализовал липкий страх, и первые секунды девушка не решалась открыть глаза: это Алекс, он пришел за ней, она снова в подвале? Но мягкость подушек и цитрусово-пряный запах кофе говорили об обратном. Она в Маниле, с Никитой, ей больше ничего не угрожает.
Дверь открылась, и Осадчий, убедившись, что Ева проснулась, зашел в комнату:
– Доброе утро. Как ты?
На обычно серьезном лице показалась лукавая мальчишеская улыбка, и девушка робко улыбнулась в ответ:
– Хорошо. Наконец-то выспалась… Надеюсь, ты тоже? Или снова караулил всю ночь, чтобы я не сбежала? – Ева выразительно посмотрела на кресло напротив своей кровати, и Никита рассмеялся.
– Вообще-то соблазн был велик, но я сдержался. Позавтракаем?
В гостиной просторного номера уже был накрыт стол, пахло спелым манго, гуавой и свежей выпечкой.
– Узнаю́ фирменный стиль Осадчего: «Не знаю, что ты любишь, поэтому взял все», – произнесла девушка, рассматривая пестрое гастрономическое изобилие. Не в силах выбрать между французским тостом и гранолой, в конце концов она протянула руку к апельсиновому соку.
– Не припомню, чтобы ты на это жаловалась. – Никита, усмехнувшись, поставил чашку кофе, и его взгляд скользнул по короткой тонкой Евиной пижаме. Девушка поперхнулась фрешем.
– Ээээээ… Ладно, лучше расскажи мне, что случилось. Где Уайт? В порядке ли Ноуа? Куда делся Пабло? Как ты вообще оказался в Танаване?
– Может, отложим эти разговоры? Врачи сказали, что воспоминания о похищении могут спровоцировать…
– Нет, я хочу знать! – нетерпеливо перебила Ева, и он невольно залюбовался упрямым огоньком в ее глазах.
– Я и забыл, с кем связался… Не волнуйся, с мальчиком все хорошо, он в безопасности. Я прослежу, чтобы о нем позаботились, оплачу колледж. Пабло застрелили во время штурма. Уайт, к сожалению, жив. – Лицо Никиты исказилось недовольной гримасой. – Пришлось под охраной доставить его в больницу из-за сломанного плеча. Врачи пытаются собрать фрагменты костей в единое целое. Надеюсь, они не слишком стараются.
– Ты давно понял, что это… Уайт?
– Примерно неделю назад. Но на самом деле это очень длинная история.
– Как видишь, я никуда не спешу. – Девушка иронично развела руками над тарелкой. – Расскажи все с самого начала.
Никита придвинул кресло поближе и откинулся на бархатную серую спинку. Как рассказать о предательстве друга, которому безоговорочно верил последние двенадцать лет и считал частью семьи?
Он тяжело вздохнул и начал словно через силу:
– Когда мы познакомились с Алексом, мне исполнилось двадцать четыре, и в Долине я был никем. Работал в стартапе, нянчился с братом, думал начать свое дело, но тогда это казалось почти нереальным. Уайт… Он же был точно таким, как я: стыдился своего акцента, тосковал по дому, по, прости господи, родине, и чувствовал себя чужим в этой стае. А так хотелось стать своим! Алекс даже имя сменил, представляешь? На самом деле он Алессандро Бьянки… Среди всех калифорнийских выпендрежников он единственный понимал меня.
– И вы начали общаться? – Ева внимательно слушала, забыв об остывающем кофе.
– Да. Тогда мне казалось, что это, как говорил Хамфри Богарт, «beginning of a beautiful friendship».
Подробно, шаг за шагом, стараясь
