Тихие Клятвы (ЛП) - Джилл Рамсовер
Его взгляд поднялся к моему, и он открыл мне неприкрытый взгляд на изменчивые глубины своих чувств по этому вопросу — отчаянная жажда принятия, пожизненный страх быть брошенным и безусловная преданность своей семье. Это оставило меня потрясенной.
Не раздумывая, я поднялась на ноги и прижалась губами к его губам. Он бросил свои бумаги и встретил мое движение с таким же энтузиазмом.
Я даже не представляла, насколько больше может быть поцелуй, когда в него вовлечены эмоции, но теперь я знала. Коннер наполнил каждое чувственное скольжение своих губ страстью и обещанием. Он передал мне силу обожания, которая ошеломила мои чувства.
Когда он отстранился, у меня перехватило дыхание.
— Пора домой, — проурчал он. Я не жаловалась.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Моя мать, Миррен Рид, женщина, вырастившая меня, могла бы иметь полдюжины детей, если бы у нее была такая возможность. Несмотря на то, что она была самой младшей в своей семье, она была прирожденной воспитательницей. Насколько я понял, она держала своих трех братьев в узде едва ли не лучше, чем их родители. Возможно, это как-то связано с их обожанием ее. Но в немалой степени это было связано с ее природной способностью быть клеем, который связывал нас вместе. Когда люди встречали Миррен Рид, они подсознательно хотели сделать ее счастливой.
Из-за этой преданности, которую она внушала, я больше всего опасался рассказывать об этом своей семье. Ноэми была права. Я беспокоился о том, как эта новость повлияет на остальных, но больше всего я боялся обидеть родителей.
Папа из кожи вон лез, чтобы соответствовать маминым братьям. Будучи единственной девушкой и шурином в семье, им постоянно приходилось доказывать свою состоятельность. С этой информацией я бы забрал единственную вещь, которая принадлежала только им, и передал частичное право собственности братьям, у которых уже все было.
По крайней мере, мне так казалось.
Я не был уверен, что мои родители или кто-то еще воспримет это так же, но это был мой страх. Меньше всего мне хотелось причинять боль двум людям, которые любили меня безоговорочно.
Я думал о том, чтобы сохранить свою тайну и жить дальше, но этот вариант меня тоже не устраивал. Когда я увидел Шай в клубе и подумал о том, что она моя сестра, мне не хотелось скрывать это. Я всегда хотел иметь братьев и сестер, как у моих кузенов. Мы уже не были детьми, но это желание не исчезло. Я хотел, чтобы они знали правду.
Нутром я понимал, что расскажу им, но мне нужна была уверенность в том, что я поступаю правильно. Так я оказался сидящим в гостиной Пэдди и Наны два дня спустя.
— Если ты и дальше будешь приходить с апельсиновыми дольками, я быстро стану большой, как дом, — поддразнила Нана.
— Я могу приходить реже, если это поможет.
— Не будь дураком. Оставь конфеты своей красивой жене. Она достаточно молода, чтобы съесть весь свой вес сладостей и не набрать ни унции. Как она, кстати? — Несмотря на свою суету, бабушка достала конфету и съела ее целиком за один укус.
Я подавил ухмылку. — Вообще-то, она лучше, чем я ожидал.
— О! Эй, сейчас. Значит, дела идут хорошо, да? — Ее глаза сверкнули. — Пэдди, ты слышал? Коннер и его жена отлично ладят.
Пэдди хмыкнул. — Конечно, хорошо. Не встречал ни одного мужчины Байрна, который не смог бы очаровать женщину, если бы захотел.
Я сухо усмехнулся. — Забавно, что ты так говоришь. На самом деле, это причина, по которой я здесь.
Морщины собрались на лице Наны. — Тебе нужны уроки обаяния?
— Нет. Я хотел поговорить с тобой о мужчинах Байрн — точнее, о Броуди. — Весь юмор улетучился с моего лица, и я начал беспокоиться. — Я еще никому не говорил, но моя биологическая мать пришла ко мне несколько дней назад и сказала, кто мой отец. — Слова застряли у меня в горле, и мне было трудно продолжать.
— Ну, теперь, — вздохнула Нана. — Это вдруг обрело смысл. Ты был похож на него в детстве. Никогда не могла этого объяснить.
Мои губы разошлись в шоке. — На дядю Броуди?
— Да. В детстве его глаза потемнели до серо-голубого цвета, но когда он родился, его глаза были похожи на твои. — В ее улыбке промелькнула печаль. — Как жаль, что он так ничего и не узнал. Ты слышал это, Пэдди? — Она обратилась к мужу повышенным голосом.
— Никогда не мог держать его на поводке, — проворчал он, заставив меня усмехнуться. — Не то чтобы это имело значение. Ты все равно был одним из нас.
Пошел я.
Я не плакал с тех пор, как в шесть лет сломал запястье, прыгая со скейтборда, но несколько слов моего деда, и мои пазухи запылали как ублюдки. Он даже не представлял, как много его комментарий значил для меня. А может, и знал. С ним это было трудно сказать.
Я сделал медленный, ровный вдох. — Я ценю это, Пэдди, и надеюсь, что все так считают, но меня все еще беспокоит необходимость делиться правдой со всеми. Наверное, поэтому я здесь. Последнее, что я хочу сделать, это причинить боль семье, и особенно моим родителям.
Глаза Наны смягчились, складки в уголках углубились. — Ты хороший парень, Коннер. Все думают, что мои мальчики крепкие как гвозди, но моя маленькая Миррен их всех переплюнула. Она крутая, это точно. Не стоит ее недооценивать. Она и твой отец будут в восторге от того, что им повезло вырастить племянника и назвать его своим.
Я кивнул, надеясь, что она права. — Полагаю, теперь кот вылез из мешка. Мне придется рассказать всем, пока ты не добралась до них первой.
Острые глаза старухи сузились. — Ты говоришь, что у меня длинный язык, Коннер Рид?
— И не мечтай. — Я усмехнулся, выхватывая апельсиновую дольку из ее коричневого бумажного пакета. Я бросил конфету в рот и встал, услышав, как Пэдди пробормотал: — Я бы так и сделал, — а Нана втянула в себя воздух.
— Что ж, это мой сигнал к выходу.
— Наверное, так будет лучше, — проворчала Нана. — Я бы не хотела, чтобы ты видел, как взрослый мужчина плачет.
Я засмеялся, обнял ее
